Странствия Властимира
Шрифт:
Во все глаза разглядывали люди пленников.
И было их десятка два или три, и выглядели они как те люди, что встретили путешественников наверху, только у этих была богатая одежда, а оружие украшено золотом и самоцветами так, что оно переливалось и слепило глаза. Люди были разные — и молодые, и пожилые с седыми бородами. Кто стоял, уперев руки в бока и заливаясь смехом, кто сидел, развалясь в креслах или на подушках, в окружении девушек. Все они смеялись, показывая пальцами на пленных.
А больше всех веселился маленького
И только тут понял все Буян. Привстал он на колени и шепнул Гаральду, на джинна кивая:
— Понял ли теперь, чего твой сатана стоит?.. Нет, сказки ваш народ про него слагает! А как же иначе, коли все, что ему приписывают, на деле вовсе не он совершает, а прочие?
Гаральд насупился и ничего не ответил. Услышав голос гусляра, джинн шагнул вперед:
— Молчать! Вы находитесь в присутствии самого мага и повелителя земли Аджид-паши!
Мигом перестал смеяться маленький горбун, выпрямился, соскочил с кресла и направился к пленным.
Увидев это, все остальные прекратили смех. Кто сел ровнее и приготовился внимать повелителю, кто поспешил к пленным и поднял их.
Маленький горбун прошелся перед путниками. По росту он оказался на голову ниже невысокого Мечислава, но из-за горба был чуть ли не в два раза толще. Позади него шли два чернокожих раба с саблями наголо.
Горбун внимательно осмотрел пленных и спросил:
— А теперь скажите мне, кто вы и откуда?
Гаральд, подле которого он остановился, гордо промолчал, и за него ответил Буян:
— Мирные мы путники, своей дорогой ехали, никого не трогали. Тот вон первый на нас напал — али мы совсем без понятия, не соображаем, что в чужом доме свои порядки не устанавливают? Ехали мы по своим делам, так позволь нам путь продолжить.
— Не забывай, что вы слугу моего ранили! — перебил его горбун. — За это по нашим законам надлежит вам или выплатить мне цену его услуг, которые он мог бы мне оказать за то время, пока лечился, либо иную кару себе выбрать.
Джинн бросился вперед.
— О Аджид-паша! — воскликнул он. — Твой раб сейчас тяжело болен, но он выздоровеет в тот же миг, как ты подаришь ему кровь его врагов! Только это сможет его исцелить!
Горбун смерил пристальным взглядом сперва своего джинна, а потом славян и рыцаря.
— Много у меня диковинок, — медленно промолвил он, — а таких я не встречал. Ты болен, раб мой?
Сказал он это таким голосом, что джинн тут же упал на колени и застонал, ломая руки, и обхватив голову, и качаясь из стороны в сторону.
— О, как я страдаю! — причитал он. — Раны на руках моих могут воспалиться, и тогда придет на меня смерть огненная! Одно лишь
И жаловался он так, что поверили ему почти все. Но горбун покачал головой и спросил:
— А знаешь ли ты, сколько дней тебе до смерти? Джинн тотчас замолчал и поднял голову.
— Что сказал повелитель? — осторожно молвил он.
— Через сколько дней воспалятся твои раны и их надо будет лечить кровью? Через день? Два? Месяц?
— Когда будет угодно повелителю, — быстро сказал джинн. Не выдержал Буян и рассмеялся вслух. Отшатнулись от него все, кто слышал его смех, а горбун накинулся на гусляра с кулаками.
— Как смеешь ты смеяться, раб? — закричал он в ярости. — Или ты не слышал моих слов? Погибнешь ты первым, раз так, кровь твоя станет целебным снадобьем для ран джинна моего!
И едва взмахнул он рукой, подзывая слуг своих, чтобы схватили они гусляра, и едва подумали все остальные, что тут и конец ему, как перестал смеяться Буян и сказал вполне спокойно:
— Уж прости, будь друг, слово дерзкое — не со зла то, не от скудоумия! Просто вспомнил я сказки детские, что у нас младенцам в люльке рассказывают. В сказке одной про то же самое поведано — сказано лишь, что это все небывальщина. А тут вижу я, что говорит сказка правду чистую, вот от радости за мудрость народную и засмеялся!
Горбун выслушал его с интересом и потом махнул рабам, чтобы отошли в сторону и гусляра не тронули.
— А еще чего есть у вас в земле диковинного? — спросил он.
Понял по его голосу Буян, что хочет тот услыхать, и промолвил:
— Рассказ мой не короток будет. Устанешь ты слушать, а я и до середины не дойду. Позволь потому промолчать мне и сказать лишь, что и сам я всех диковин не упомню.
— А мне многого не надобно — скажи про то, что помнишь. Мне и того довольно станет. Хочу я знать, есть ли где то, чего у меня нет и достать мне невозможно… Я ведь маг и могу многое!
И замолчал он, выжидая. Все смотрели на Буяна — и слуги, и черные рабы, и девушки, и джинн, а пристальнее всех — Мечислав с Гаральдом, да Властимир, хоть и не был зрячий, прислушивался к знакомому дыханию друга.
Поймал Буян взгляд рыцаря и понял, что делать надобно.
— Хорошо, — сказал он, — поведаю я тебе, Аджид-паша, о чудесах и диковинках, что в землях наших таятся. Но есть у меня условие — не буду говорить, пока не освободят нас и ты гостями нас не назовешь. А иначе хоть огнем пытай — слова из меня не вытянешь!
И так прозвучал его голос, а глаза так блеснули, что не осмелился перечить ему Аджид-паша и отдал приказ.
Тут же бросились слуги к славянам — помогли им подняться, развязали руки, придвинули кресла и столики, а девушки поднесли вина и угощения. Путники не стали отказываться от угощения — то не в обычае у славян, — а все вокруг стояли и молча ждали, пока они поедят.