Страшный дар
Шрифт:
– Мы взяли Фэнси из работного дома, – пояснила миссис доктор, когда горничная оглушительно высморкалась себе в фартук. – Там их не учат хорошим манерам.
– Зато они дешевы. Да, maman?
– Я хотела дать бедняжке шанс, – не смутилась вдова. – Куда их девать, как подрастут? Не на улицу же выгонять. Кушайте, мои милочки.
По торжественному случаю миссис Билберри накрутила на голове огромный тюрбан, с которого свисало длинное страусовое перо, тоже побитое молью, как и все в этом доме. Милли надела серое платье с отложным кружевным воротником, гладко зачесала
– Все очень вкусно, миссис Билберри, – промямлила она. – Спасибо.
Беседа не клеилась. Точнее, клеилась, но в одностороннем порядке: обе девушки молчали, пока миссис Билберри посвящала новенькую во все хитросплетения приходской жизни, не забывая поведать, кто из общих знакомых получает сколько фунтов годового дохода и из чего складывается сия сумма.
Последовал десерт – вездесущий кекс с тмином, король провинциальных чаепитий, – и в столовую гуськом вошли остальные члены семьи: двенадцатилетний Сэм, девочки-погодки Бетти и Летти и Эдвард, унылый карапуз с перевязанным ухом. Девочки присели, мальчики шаркнули ножкой. Когда от кекса остались крошки на блюде, детей выдворили в детскую, и Агнесс услышала, как они беснуются на втором этаже.
Тем временем миссис доктор продемонстрировала ей свои сокровища, одно за другим. Сначала на скатерть легли серебряные «апостольские» ложки – подарок Милли на крестины (из двенадцати остались только четыре, и по вздоху мисс Билберри стало понятно, куда девались остальные). Вслед за ними появились акварели Милли, гербарии, собранные Милли лет пять тому назад, портрет спаниеля, который Милли вышила берлинской шерстью, и, наконец, вязаные крючком салфетки-антимакассары. Ими маменька особенно гордилась.
– Джентльмены очень обожают помадить волосы.
– Мистер Холлоустэп так просто натирает их куском сала, – поддакнула Милли.
– А потом на спинках кресла остаются жирные пятна, но антимакассары помогают сберечь обивку. Такая экономия, мисс Тревельян! – ликовала вдова. – Мистеру Холлоустэпу повезло, что ему достанется хорошая хозяйка, да и Милли повезло с женихом. Пускай у нее нет родственников, которые одевали бы ее в шелка, зато теперь поживет в довольстве и достатке.
Милли не просто поднесла чашку к губам, но прикусила ее край, и Агнесс испугалась, что фарфор сейчас треснет. Она тоже пригубила чай. После каждого глотка во рту оставался металлический привкус – наверное, разбавлен какой-то гадостью или подкрашен медянкой. О таком часто пишут в газетах.
– По-вашему, maman, семейная жизнь сводится к одному лишь достатку? – холодно спросила Милли.
– Нет, но это ее важный компонент. Берите пример с нашей леди Мелфорд, милочки. Вот кто выгодно обстряпал свой брак – из простолюдинок в знатные дамы.
Агнесс не сразу поверила услышанному. Лавиния – не леди по крови? Да она же воплощение аристократизма! Ее манеры исполнены достоинства, а вены на запястьях такие голубые, что в них может течь только благородная
– Разве она не родилась леди? – подала голос гостья. В основе ее мира только что расшатался кирпичик.
– Она-то? Как бы не так. Дочка управляющего усадьбы, а уж мнит о себе! Ну еще бы, с детства росла в Линден-эбби, с господскими детьми, покойный граф в ней души не чаял – нанимал ей учителей, подарками задаривал, даже лошадь купил. Ничего не скажешь, втерлась в доверие. Она еще пигалицей была, когда…
Повествование остановилось так резко, что едва не сбросило седока – то есть саму миссис Билберри.
– …когда граф разочаровался в поведении одной своей дальней родственницы.
Агнесс поняла, кто стоит за эвфемизмом, но от любопытства забыла обидеться.
– Леди Мелфорд росла с моим дядей?
– И с его старшим братом Уильямом. Если бы у Милли были такие покровители, она уж верно знала бы свое место и взирала бы на них с почтением. А эта вертела обоими, как хотела. Даже охотилась с ними, как ровня. Они часто на охоту ездили, и всегда втроем. Ходили слухи… но вам, мои милочки, рано еще о таком знать.
Миссис Билберри пригубила чай.
– Родители, конечно, радовались, что не нужно ни фартинга тратить на дочь. Они как раз деньги откладывали, чтобы купить сыну патент на офицерский чин. А Дик тот еще был ветрогон, все подучивал сестричку стрелять и скакать, да притом в мужском седле. Видите, мисс Тревельян, что там за семья?
– Они нам деньги одалживали, – напомнила Милли.
– А твой отец денно и нощно сидел у постели Дика, когда тот слег с оспой, – парировала маменька. – Представляете, заболел через два месяца после покупки патента! В казармах началась эпидемия. Ему бы в госпитале отлежаться, но мать так над ним тряслась, что увезла домой. На глазах родителей он и умер.
Миссис Билберри выдержала драматическую паузу.
– Господи, как же их жаль! – воскликнула Агнесс.
– Конечно, крушение всех надежд. А деньги за патент им, естественно, не вернули.
– Снова о деньгах, – простонала Милли.
– Вот у тех, кто не думает о деньгах, их никогда и не бывает, – попеняла ей миссис доктор. – Деньги любят, когда к ним с уважением. Взять, опять же, нашу мисс Лавинию. Они с матерью сразу призадумались, как бы окрутить господ из Линден-эбби. Ведь и старый граф на нее засматривался, и ваш дядя Уильям – его супруга родами скончалась, так мисс Лавиния все с его сынишкой возилась, мальчик за ней по пятам ходил.
– А мой дядя Джеймс?
– И он тоже.
Агнесс глотнула чая, чтобы удержаться от дальнейших расспросов. Но этот образ уже не отпускал ее – мистер Линден и Лавиния идут рука об руку. Смеются. Наклоняются друг к другу. Она поправляет ему черные кудри. Его губы щекочут ей шею.
Чай стал таким горьким, что Агнесс едва не подавилась. Закашлялась, прикрывая рот. Как кстати! Сразу понятно, откуда взялись слезы. А не из-за… это же невозможно!
Она ревнует?
Но кого к кому?!