Страшный дар
Шрифт:
Агнесс тоненьким голоском затянула французский романс, и мистер Линден демонстративно поморщился, но спорить с выбором песни не стал. Просто ушел.
Агнесс осталась одна, тыча иголкой куда-то в центр пяльцев и старательно грассируя при пении: мадам Деверо похвалила бы ее произношение. Некоторое время ничего не происходило. Сухо шуршали дубы, луна то вползала под ветошь облаков, то вновь освещала зазубренную, поросшую травой стену церкви. Над полукруглыми арками дверей разбегались узоры из грубо вытесанных цветов и клинышков, и каждую дверь с двух сторон сторожили ангелы со стертыми лицами. Обрамленный
Агнесс закончила один романс, начала другой, успела соскучиться, да и камень, на котором она сидела, казался ей все более жестким… Как вдруг – словно из подземелья сырым холодом повеяло. Агнесс обернулась.
За соляной чертой стоял незнакомый мужчина. Судя по прическе и одеянию – гость из норманнских времен, в кольчуге и плаще чуть ниже колен, когда-то голубом, теперь мутно-сером, как и доспехи. Умер сей господин совсем не старым, а при жизни был мужчиной видным и явно любителем посмеяться и покуролесить: о первом можно было судить по улыбчивому лицу и игривому блеску в правом глазу, о втором – по двум шрамам на лице и кинжалу, торчащему из левой глазницы. Впрочем, на Агнесс он смотрел доброжелательно, и она решила, что бояться ей совершенно нечего.
– Вы привидение, сэр? – уточнила она, опасаясь еще одной промашки.
Призрак утробно захохотал. Его добродушие приободрило девушку, и она тоже хихикнула. В такой компании приятнее дожидаться дядюшку, где бы он там ни бродил. Не так скучно.
– Может, вам чем-нибудь помочь?
Рыцарь заговорил на непонятном языке, который Агнесс, после вдумчивого анализа, сочла старофранцузским. Знакомые слова тоже облеклись в доспехи, через которые трудно было распознать их форму. То, что призрак звал ее подойти поближе, она поняла сразу. Тем более что его речь сопровождалась призывными жестами. Но вот что именно он предлагал ей сделать, Агнесс никак не могла взять в толк.
– Мсье, сейчас я подойду поближе, и вы мне все это повторите, только, прошу, помедленнее, – очень внятно проговорила она, и призрак радостно зазвенел кольчугой.
Но едва ее туфельки коснулись соляных знаков на траве, как послышался окрик:
– Не двигайся с места!
Агнесс и ее собеседник обернулись почти одновременно и столь же единодушно вскрикнули – кто в испуге, кто раздосадованно.
К ним шел мистер Линден, и таким разгневанным племянница его еще не видела. Не взбешенным, а именно сосредоточенно разгневанным, как перед битвой, и уже готовым нанести удар. По траве за ним волочился кнут, длинный, и гибкий, и послушный ему, как ручная змея.
– Доброй ночи, сэр Илберт, – заговорил дядюшка, тоже по-французски.
Он был весь соткан из подвижной тьмы, и лишь его пасторский галстук холодно белел, напоминая, что он человек и на чьей он стороне. Но человек ли? Впервые Агнесс задумалась, что, возможно, он ближе к тому, кого явился усмирять, чем к ней и к своим прихожанам. Как и тогда, во время проповеди, вокруг него плескались волны магии, но на этот раз они чуть не сбили девушку с ног. Она забралась обратно на камень и потянулась к прядям, выбившимся из пучка, но ойкнула. В пальцы как иголки вонзились! Неужели от шпилек? Да что же здесь творится?
Но голос дяди, звучавший так же насмешливо, как обычно,
– Я-то ожидал вас у подземной часовни, но вы, как я погляжу, решили изменить место нашего рандеву?
– Как смеешь ты, чернорясый, оскорблять владыку здешних земель? – возмутился призрак. – Я пошлю гонца епископу, и тебя расстригут!
Мистер Линден еще крепче стиснул рукоятку кнута.
– Сомневаюсь, что его преосвященство пойдет на поводу у того, кто бродит по лугам порою вечернею и пугает крестьянок.
– Се мои холопки, и я в них волен! Уделом сим наделил меня государь!
– Все те привилегии, которые пожаловал вам Вильгельм Завоеватель, уже семь веков как истекли.
Заметно было, что пастор устал повторять очевидное, но призрак отреагировал на его замечание так бурно, как будто услышал впервые.
– Да чтоб у тебя срамной уд отсох! – пожелал он.
Дар речи вернулся к пастору не сразу, и его растерянность отчасти успокоила Агнесс. Все-таки он джентльмен, а значит, человек. Англичанин. Один из нас.
От сердца сразу отлегло.
И шпильки перестали искрить.
– Попридержите язык, милорд! Говорить такое при леди!
– Ага, – взяла на заметку Агнесс. – Вот я и стала леди.
– Агнесс, заткни уши! Такие беседы не для твоих ушей! Стыдитесь, милорд!
Довольный призрак огладил доспехи, и кинжал вздрогнул в его глазу – видимо, сэр Ги пытался подмигнуть.
– Постные речи ведешь, поп, сам же юницу вожделеешь.
– Это вы мне? – вновь задохнулся пастор.
– Тебе, поп, кому, как не тебе? По очам твоим зрю, что вожделеешь, – настаивал дух. – Все вы, блудники чернорясые, лакомы до дев…
Он так и не успел поделиться своими наблюдениями.
Сначала увиденное показалось Агнесс молнией, блеснувшей у пастора над головой, но это серебряный шарик на конце кнута прочертил в воздухе упругую дугу и коснулся груди призрака. Тот издал вопль, который в любом случае не был бы человеческим, но от испуга Агнесс пригнулась к плите, прижалась к ней так крепко, что узор из каменных листьев отпечатался у нее на щеке. А как подняла голову, увидела, что кнут не прошел насквозь, а захлестнулся вокруг шеи рыцаря. Если, конечно, это все еще был сэр Илберт. От его человеческого обличья не осталось и следа. Там, где он стоял, бил копытами вороной конь, тщетно пытаясь вырваться из петли. Кнут натянулся и подрагивал, но мистер Линден держал его крепко. Не сбиваясь, он читал заклинания, и с каждым его словом конь успокаивался, пока хрипы не превратились в недовольное фырканье.
– Вот так гораздо лучше, – похвалил его пастор, медленно наматывая кнут на кулак и подходя все ближе. Конь вздернул верхнюю губу и презрительно заржал.
– Изыди навеки, о отродье тьмы! – приказал ему мистер Линден.
Конь встал на дыбы, из его ноздрей показались язычки пламени.
– Или хотя бы до зимы. Вот почему вы не являетесь зимой, когда ваши шансы вытоптать посевы стремятся к нулю? Хотя кого я пытаюсь убедить? – вздохнул мистер Линден. – После той вашей выходки в соборе я усомнился, что у вас вообще есть совесть. Вытворять такое! Когда я поднес епископу нашатырный спирт, он его залпом выпил… Все, хватит с меня. Скачи к пруду, злобный дух, и войди в воду!