Страсть к размножению
Шрифт:
Что затянут кругом, запоют,
Что задуется с тысячи родин,
Что с того, что стою - я стою,
Остальные уходят, уходят.
Умолкая на пару глотков
Ой как хочется, хочется, братцы
Замотаться бинтов облаков
И шарфом облаков размотаться.
Наплевать и уйти, и вернуться,
Полуночною дверью заныть,
Застывая гримасой луны
Застывать в перекошенном блюдце,
Где закат над Россией, закат,
Где у
И летят, и летят облака,
Шевеля перебитыми лапами -
Восвояси летят облака.
Расколоться луне утонуть
На звенящие желтые части
В этом небе заштопанном настежь,
В этом небе идущем ко дну.
Пусть оно надорвется и взвизгнет,
Пусть луна разлетится углем -
Я стою кочегаром по жизни -
На своем, на своем, на своем.
Все не помню, но помню, что тошно,
Что опять возвращаться забыть...
Вот и свидимся, старая - что ж ты
За заборы, за пни да столбы.
* * *
Они ползли из-под кровати
И убегали от меня,
Какая - в чем, какая - сняв,
Но в нарисованном халате.
Внутри законченного дня,
В парах вина и никотина,
Сидела все-таки Ирина,
Направив груди на меня,
К каким-то сказочным знакомым
Направив помыслов отряд,
И хохотал стаканов ряд,
И я был в юности и в коме.
И голоса нетрезвый олух
Был без оков, и был таков:
"Чем дальше в лес, тем родней кров,
И наломаешь дров тяжелых".
Я говорил. В хмельной вуали
Она сидела у земли,
Крылатых мыслей журавли
Из головы не вылетали.
И вдруг я загадочно, как по-японски,
Сказал, возвышаясь в махровом халате:
Мол, туфли получишь ты в первом киоске,
В другом тебе выдадут белое платье.
Узнав, что не принц я в глазах ее светлых,
Сказал ей с обидой, но все-таки твердо:
Что третий ларек превратится в карету,
И можно поехать на танцы в четвертый.
Где снова окажется девственной плева,
Столом сервированным - водочный ящик,
Где примут тебя как и за королеву,
Но в полночь, наверно, придет настоящая.
И в восемь она уползла на корячках,
Пугаясь дворцовых мазурок и вальсов,
То зная, во что превратится жевачка,
То думая - вдруг я над ней посмеялся.
Очухался я, как портрет на обложке,
Вернее, случайно раскрытой странице:
Она возвращалась в одной босоножке,
Сказав, что вторая осталась у принца.
Всегда нет
Бросая сумрачный подвал,
И свет несется, и слова...
От фонаря - как от холеры.
Они ползли из-под кровати
И заползали на нее,
Срывая черное белье
И пуговицы на халатах;
Потом я вез их по домам,
Читая Блока и морали,
Но строчки в них не попадали,
Как почерк - в строчки телеграмм.
И вот они по миру бродят -
Кто в шубе, кто - без сапогов,
Проходят воду и огонь
В своеобычном женском роде,
Чтобы понять потом: увы,
Отжить - не значит отвертеться,
И легче пить вино от сердца,
Чем есть топор от головы.
ПОБЕГ
М. Тюмковой
Колючка трещала и с матом,
И с каждым сугробом вперед -
Был кипиш. Все было пиздато.
Казалось, никто не пасет,
За каждой моею спиною
Лучи между сосен совать -
Фонарь поскользнется по пояс
И вынырнет - вот голова.
То облака смятая туша,
То белые кости берез -
Разбитую голову кружит,
И вертит, и тошно до слез.
До смеха - ни ветра, ни боли,
Ни веры бежать - помолись,
А что там молиться за волю,
Скорее бы уж замели.
Какие-то домики мимо,
Заборы - Сибирь ли, Урал,
Бегу, улыбаюсь счастливо,
Бегу и ору, как дурак.
На горле давлю сухожилья,
А голос не внять, не унять -
Он справит лохматые крылья,
Расправит и справит опять.
Пинает, копытит ли душу,
И мстит, словно бог - на авось
За небо, дрожащее лужей,
За ноги, скользящие врозь.
Клинически белая трасса,
Кладбищенски-черный патруль -
Луна ли засветится басом,
Поманит и в пепел сотрут -
Заскалятся хачики скопом,
И фиксами будут сверкать,
И будут пинками под жопу
Засовывать в кузов зилка...
Туда, где деревья столбами,
Где воздуха желт парафин,
Да волки с тяжелыми лбами,
Да зона, да к черту, да блин -
Схватили и дернули сбоку -
Как снега ментов намело,
И бабы, как ружья из окон,
Смотрели и фыркали зло.
* * *
Любовь и ненависть, награда и наказание имеют к нему не большее касательство, чем, скажем, день и час.
Ф. С. Фицджеральд
Мне не оставить рухнувшие зданья
И фонари, заросшие травой.