Страсть к размножению
Шрифт:
Пьянющие - то им дыра, то им пагубный климат...
Елену увидели. Звали гулять и жениться.
Сначала дрались, а потом воевали, мой Шлиманн!
Он сам перегрелся - мол, все перетрет, только где там -
Как начал втирать им - а там же сплошные герои...
Сперва извинялся, потом оказался поэтом.
Поэтом, Майн Шлиманн, Гомером. Ты в курсе за Трою?
Стояла осада. Елена! Я бил ей на жалость.
Античное дело, я думал - бывало, любили,
Так
Мол, лошадь, и лошадь. Елена - тяжелое имя.
Шли годы. Сюжет развивался. Осада держалась.
Гомер - занимался со мной культуризмом порою;
И как-то с утра, сознавая, что делает гадость,
Сказал мне смущенно: "Братишка, давай это... Трою...".
Елена смотрела в упор. Я стоял на асфальте.
Елена ждала - мол, любила когда-то - да что там...
Гомер суетился и плакал. Все ждали пенальти.
И шел я одиннадцать метров к троянским воротам...
Повозкой назойливой сзади поехало время,
И тысячи скрещенных звезд поднялись на колени.
Мой голос влюбленный! Ты был беззащитен и светел.
Мои бессистемные руки пытались ответить.
Под кожею билось тяжелое имя чужое;
Троянцы из Трои сбегали по двое-по трое.
Троянцев ловили, и били, и били по яйцам.
С отбитыми яйцами быстро погибли троянцы.
Войска выносили квартиры и пили сухое.
Елена боялась солдат: десять лет, как в походе.
Парис притаился под деревом, аки масленок.
Елена теряла значенье. Запахло паленым.
Теряя контроль над собой и теряя надежду
Елена прикинула риск. Повернулась. Пыталась
На глаз оценить мою преданнось. Скалилась нежно.
Я ржал истерично. Теперь я показывал фаллос.
Она, пожимая плечами, скривила ебальце,
И я ей в лицо истекал своей спермой хорошей.
И птицы на небе разжали холодные пальцы,
И птицы на небе заржали в кривые ладоши.
...Записывай, Шлиманн. Лет тридцать. Жената. Еврейка
Скорее всего. Но царица - держаться умела.
А я не царица... Пиши - по утряне ефрейтор
Чего-то порылся, и - надо же - бросил мне тело.
Я шел через поле и имя тяжелое вором
Нашел и тащил, и глодал, и безокою птицей
Клевал и копытил его близорукое горло -
Как стая милиций, моих закадычных милиций...
Которая печь будет печь этот лакомый запах?
Когда это имя заведомо выпадет на пол?
Спина прохудилась тогда-то, причем он впивался -
Холодный трезубец его растопыренных пальцев.
...Майн Шлиманн! Ты все еще ищешь? Найдешь - ну и что же?
Такие, как ты, вечно ищут,
А мне отвечать, и кругом эти пьяные рожи,
И всем надо в Трою... Послушай - давай о погоде?..
УДИВИТЕЛЬНО МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ
(О чем молчат ненавязчивые)
Моему другу и учителю Александру Пушкину
с любовью и уважением.
Сальери.
– Что ты принес?
Моцарт.
– Нет, так, безделицу. Намедни
Бессонница моя меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Вчера я набросал их. Мне хотелось
Твое услышать мненье.
Сальери .- Говори.
Моцарт.
– Появляется Автор. Выгладит он молодо.
Тут же скручивает цигарку -
И где насобачился? Пока он стоит на остановке. Холодно.
Из-за Угла осторожно появляется Автобус. Прячется.
Угол умудрено прикидывает расклад.
И вдруг улыбается - жутко и невыносимо:
У Автора не выдерживают нервы. Он уходит, все послав,
И Автобус с хохотом проносится мимо.
Сальери.
– Ах, Моцарт! Как безделицу такую
Ты можешь вспоминать?
Моцарт. - Я поясняю
Что в тот же вечер, как будто назло -
В разгар веселья (с куревом, водка неплохая)
Автор взволнованно смотрит на потолок,
И выходит из комнаты, многозначительно вздыхая.
Все переглядываются. Оленька встает:
Она выпила, но пока еще слишком мало.
Оба журналиста поддерживают ее...
И потолок падает под звуки "Интернационала".
Сальери.
– И ты смеяться можешь?
Моцарт. - Ах, Сальери!
Ужель и сам ты не смеешься?
Сальери. - Нет!
Моцарт.
– Пойми Сальери - это было. Веришь?
Я прочитаю.
Сальери. - Быль?
Моцарт. - Скорей, сонет.
Эпицентр России. Похмельные ландшафты.
Железнодорожная станция, размером с трамвайную.
На рельсах с сумкой в руках спит Автор.
В будке спит Стрелочник, пар вываливая.
Женский голос.
– Вставай, дорогой.
Мужской голос.
– Ну, сразу - и с вилами.
Женский голос.
– Виктор, отцепи вагон.
Мужской голос.
– Сейчас милая.
Катится вагон по рельсам заснеженным.
Стрелочник - маленький, и косой, как заяц.
Уходит. Неизбежно
Вагон приближается. Автор отползает.
Все.
– Браво, браво.
Сальери.
– Так пей же.