Страсть по понятиям
Шрифт:
Я осмотрелся. Вроде бы никто и не заметил похищения. Но ведь за нами могли следить? Но машин поблизости нет. Где-то вдалеке стоял грузовик, но он так и не стронулся с места, когда я разогнал автобус. Следить за мной могли с помощью радиомаячка, установленного где-нибудь под автобусом. Увы, мой сканер, определяющий наличие чужеродной активированной радиотехники, не соответствовал современным требованиям. Я мог бы пройтись с ним вдоль автобуса, но не факт, что удастся обнаружить радиомаячок, если это не какая-то пещерная древность. Да и действия могли
Следили за нами или нет, но я вывез Витю из города в направлении Кирова. Пусть Ремезов думает, что я наконец-то убрался из Некрасова. Гаишного поста в этом направлении не было, поэтому нас никто не остановил. И патруль за нами не гнался… А ведь я должен был предусмотреть этот вариант. Ведь, по сути, мы похитили Витю, а это уголовщина. Должен был, но не предусмотрел. А зря. Неужели квалификацию теряю? Или недавняя травма головы до сих пор сказывается?.. Впрочем, за жабры меня могли взять и в черте города. А мне так хотелось поговорить с Витей, что не мог я отказать себе в удовольствии накинуть на него аркан…
Километров через десять съехал на обочину шоссе и остановился. Если за нами следят, это будет воспринято как обычная остановка. Может, нам до ветру сходить приспичило.
Мы поменялись с Ваней местами, я вышел в салон и вытащил из сортира спутанного скотчем пленника. Неплохо Иван его упаковал, не придерешься.
Я усадил его на диван, расклеил ему рот и услышал в свой адрес матерное слово.
— Я тебе сейчас челюсть сломаю, — с невозмутимостью палача сказал я. — Мне из-за тебя челюсть сломали, теперь я тебя ломать буду.
— Это не из-за меня! — пугливо мотнул головой Витя.
— Да нет, из-за тебя. Ты же рассказывал мне про Юру, а про него нельзя говорить…
— А что я рассказывал? Ничего я такого не рассказывал! — разволновался мужик.
— Что значит ничего такого? Что ты мог такого интересного нам сказать?
— Ничего.
— А если хорошо подумать?
— Не знаю я ничего! — вжав голову в плечи, зажмурился Витя.
Я не замахивался на него, но все-таки он понял меня правильно. Да, каюсь, захотелось вдруг его ударить.
— Не знаю ничего!
— Где Шептулин?
— В Кирове он.
— Точно?
— Да, точно, — дрогнувшим голосом сказал Витя и отвел в сторону глаза.
— Ну что ж, будем проверять, правда это или нет… Знаешь, как раньше проверяли, виновен ты или нет? Связывают человека, бросают в воду, если не утонет, значит, нет на нем вины, если утонет, значит, есть, потому что грехов на нем много, они-то и тянут его на дно. Ну, топить тебя не буду, а в бубен дам. Если челюсть выдержит, значит, правду говоришь, а если сломается, значит, врешь…
Я не фашист, садистских наклонностей за собой тоже не наблюдал, потому не мог ударить связанного пленника. Даже при всем своем желании не мог. Но кулак потирал я очень убедительно.
— Ну, так что, проверяем?
— Не надо! — ошалевшими от страха глазами смотрел на меня Витя.
— Шептулин где?
— В лесу!
— В каком лесу?
— В Серпиловском заповеднике!
— И что он там делает?
— Лес валит!
Витя глаза зажмурил от страха. Не должен он был это все говорить, но и не сказать побоялся. Теперь страх на него с двух сторон давил, в такой вот он переплет попал.
— Лес валит?
— Да, там у них лагерь секретный. Рабы там работают. Под охраной.
— Ты в этом уверен?
— Так мне Юра сам и рассказывал. Мы как-то выпили хорошо, он мне и рассказал.
— Ты же не пьешь.
— Ну, так после того и бросил-то пить, — касаясь подбородком груди, кивнул мужик. — У нас же теперь всех пьяниц туда свозят. Раньше лечебно-трудовой профилакторий был, а сейчас каторга. Пожизненная. Оттуда уже не возвращаются…
— А Юра откуда об этом узнал?
— Здрасте! Он же у Ремезова водителем был. И в лагерь этот ездил.
— Значит, Ремезов всем этим заправляет?
— Ну, да… Юра потому и в драку полез, что за людей за этих, за каторжников, переживал…
— За каторжников переживал?
У меня была другая версия, но ведь она основана была только на догадках. А тут факты вдруг посыпались.
— Ну, не всегда Только когда выпьет. Юра пить, вообще, не умел. Нельзя ему было пить на свадьбе… А Ремезов знал, что Юра дурной, когда выпьет. А все равно его наказал… Я когда узнал, куда Юра делся, запить хотел. Только страшно стало. Ведь если Юру в этот лагерь загнали, то и меня запросто могут. Мы же с ним как бы заодно… Меня и сейчас туда отправить могут! — схватился за голову Витя.
— Не отправят. Мы тебя тихонько здесь высадим. Никто и не узнает, что ты с нами был, все нам рассказал. Но если в милицию заявишь…
— Нет, нет, что ты, какая милиция! — Мужик умоляюще приложил обе ладони к груди. И на меня он смотрел как на председателя небесного суда.
— Не заявишь?
— Я же не идиот! У Ремезова в милиции все схвачено! Если он узнает, что ты со мной говорил…
— Но я же с тобой уже говорил. Почему тебя на каторгу не отправили?
— Так я же ничего такого не сказал!.. Да и Евдоха у меня. Ремезов ее очень ценит… Но все равно, если палку перегнуть, и Евдоха не поможет…
— А почему Евдоха брату своему не помогла?
— Так потому и не помогла, что не хотела. Ты же правильно тогда сказал, тесно нам было всем в доме… Я не удивлюсь, если узнаю, что это она Ремезова попросила. — Юра воровато осмотрелся, как будто где-то рядом могла находиться его жена.
— А она про лагерь знает?
— Ну, я же говорил ей… Она вроде бы удивилась, но я-то видел, что знает она. Знает, но молчит. Там же через ее бухгалтерию много чего проходит. Рабы там на каторге бесплатно работают, но расходы-то все равно есть, еда там, спецодежда…