Страсть умеет лгать
Шрифт:
И я обнаружила себя застрявшей.
Нога провалилась в узкую щель между вагоном и краем высокого перрона. Щель была десять сантиметров примерно. Туда просто невозможно провалиться ступне взрослого человека, обутой в кроссовку тридцать седьмого размера, если только специально не засовывать ступню в щель, развернув при этом боком.
Я не засовывала. Просто шагнула вперед — широко, уверенно, под равнодушное предупреждение электрического голоса «Осторожно…» — и не дошла.
Мир как будто моргнул.
И обрел множество подробностей.
Ошарашенный взгляд курившего в тамбуре парня. Боль от ссадины на ободранном колене провалившейся ноги. Досадную мысль о порванных джинсах.
И пронзительное, молнией пробившее от макушки до пяток, знание: сейчас электричка тронется, и меня, частично полулежащей корпусом и локтем на чемодане, частично болтающейся где-то под вагоном, не станет.
И ожидание чудовищной боли.
Как много вмещается в один миг.
«…двери закрываются».
Рывок за шкирку.
Молния куртки вгрызлась в горло мелкими железными зубьями. Нога выдернулась, но кроссовок слетел — слишком узкая была щель. Двери с шипением закрылись.
Но я уже в тамбуре. Бухнулась на четвереньки — хрипящая, оглушенная близостью чего-то жуткого, смертельного, звенящего в каждом нерве, ощущением передернувшегося, как затвор, мира, сбившего меня в таком простом действе, как перешагивание с перрона в вагон. Голова кружилась так, что я даже имя свое не сразу вспомнила.
Поезд дернулся, на этот раз привычно, уютно, мягким толчком вжав мое плечо в пластик стены.
Я откашлялась, просипела вытащившему меня белобрысому парню:
— Спасибо.
В изумленных глазах парня как-то странно отражалось закатное солнце. Он поморщился, потер висок, моргнул, и отсвет исчез.
— Напилась вдребезги, так сидела бы дома, — раздраженно буркнул он, отвернулся и ушел в вагон.
Обидно. Я вообще не пью.
Правой ноге стало холодно и сыро. Сдернутую с нее кроссовку размочалило в клочья там, на станции. Тонкий хлопок носка намок в грязи: где-то на пути электрички шел дождь, стекший с пассажиров и багажа, свернувшийся коричневыми лужицами на ребристом полу тамбура.
Когда я вытаскивала из чемодана домашние тапки, руки тряслись.
Мохнатые китайские шлепанцы цвета вываленного в песке неба жгли мне ноги все время, пока я ехала в электричке до Киевского вокзала, а потом околачивалась на том же вокзале в ожидании моего поезда, уткнув глаза в книгу. Тупо смотрела, не переворачивая страниц, и пыталась понять, с какой стати здорового, крепкого, психически устойчивого человека восемнадцати лет, в жизни не страдавшего неврастенией, потерей памяти и обмороками — то есть, меня — на лету подстрелило такое мощное головокружение, что я едва не стала инвалидом в лучшем
Потом я долго прокручивала в памяти происшествие и убеждалась, что никакое это не головокружение. Мир моргнул и встал на место. Если это была галлюцинация, то почему нога провалилась в такую узкую щель? Если нет… То что это было?
Артур, слушавший затаив дыхание, откинулся на спинку стула и поблагодарил:
— Спасибо, что поделились, Элина.
— Вы мне не верите? — нахмурилась я. — Но у меня остался маленький шрам там, где кожу молнией куртки прищемило до крови. Вот, видите?
Я запрокинула голову и показала едва заметный след на шее, в том месте, где она переходит в подбородок. Провела рукой, нащупывая твердый шрамик. Артур, не сводивший с меня взгляда, сглотнул, словно он вампир, и вид беззащитного девичьего горла пробудил в нем дикую жажду.
Он с трудом отвел глаза.
— Точную дату этого происшествия помните?
— Восьмое марта. Пять лет и восемь месяцев назад. Я заканчивала одиннадцатый класс.
Артур кивнул, задумался, потирая гладкий подбородок.
— Очень любопытно. Дело в том, что девушка-якорь, сопровождавшая Мика в погружении, уловила немного другую сцену. Она видела, как девушка, похожая на вас, то ли бросилась под электричку, то ли ее столкнули. А это означает весьма важную вещь, Эля. С учетом того, что вы почувствовали... Видите ли, в целом ваши ощущения идентичны для перехода. Именно так дайвер ощущает переключение близких реальностей.
Он посмотрел на меня как акула на Ктулху. Оценивающе и опасливо.
— Не понимаю, — призналась я.
— Это значит, что в тот момент вы перепрыгнули в альтернативную реальность, Эля. Это значит, что мир, в котором вы живете с того мига, как одной ногой оказались под электричкой, для вас вторичен. Это всё объясняет. И ваши ощущения в миг перехода, и провал во время перешагивания, он произошел из-за смещения реальностей, и разницу между вашим и увиденной Маргаритой случаями, и странную фразу Мика, что кого-то или чего-то не существовало. Вас здесь не существовало, Элина, вас. До того мгновения, случившегося восьмого марта пять с половиной лет назад.
— Что? — растерялась я. Голова резко закружилась. — Это как? Я что… попаданка? Какой кошмар! Но я же существую! Я всё помню, всю свою жизнь, начиная с детского садика, ато и раньше. И меня вся семья помнит! Бабушка, тетя, сестра, племянник, соседи, одноклассники, учителя, детский педиатр и участковый терапевт, — перечисляла я, загибая пальцы перед носом мужчины. — У меня есть альбом с фотографиями, свидетельство о рождении, почетные грамоты, карточка в поликлинике и прочее! Я вся задокументирована, с ног до головы!