Страсти по Феофану
Шрифт:
Дорифор взволнованно принялся за чтение. Первое послание было от жены и от дочери. Вот что говорилось в пергаменте:
«Мой супруг бесценный! Благодарна тебе за весть, что ты жив-здоров и находишься в безопасном месте. Мы, конечно же, очень волновались и теперь волнуемся, но уже поменьше. Береги себя. И при всём желании встретиться с тобой, но умоляем — в дом не приезжай, ибо здесь опасно. Спрячься, отсидись, сохрани себе свободу и жизнь. А уж мы молиться за тебя будем. Дай тебе Господь силы и удачи! Верная твоя супруга Анфиса». А внизу приписка: «Папенька родной! Каждое мгновение о тебе помню.
И живу надеждой на свидание в будущем. Припадаю к твоим рукам. Дочь Гликерья».
Грамота от Романа тоже была короткой:
«Многоуважаемый кир Феофан! К Вашей милости обращаюсь с просьбой нижайшей разрешить мне покинуть мастерскую и отправиться в дальние края вместе с Ерофеем. Опротивел Константинополь. Да и мастерская без Вашей милости — совершенно уже иная. Филимошка — злыдень и ведёт себя как тиран. Я не удивлюсь, если обнаружится, что поклёп на вас — дело его рук. Сердце моё, короче, просится на волю. Не взыщите и не ругайте. Ваш навек Роман».
Наконец, от третьего письма у художника задрожали руки и перехватило дыхание. Ерофей Новгородец, хоть и с грамматическими ошибками в греческом языке, сообщал такое, отчего Софиан сразу растерял остатки внутреннего спокойствия. Чужестранец писал:
«Третий раз я в Царьграде и, увы, перемены замечаю не к лучшему. А теперь узнал о твоей опале. Худо, братец, худо! Что намерен ты предпринять? Сколько выдюжишь хорониться по монастырям да чужим углам? А не лучше ли податься со мной на Русь? Там тебя встретят как родного и заказов будешь иметь несметно. Заодно взяли б Симеошку с Ромашкой — славных твоих помощничков. А со временем либо возвернёшься домой, либо, обустроившись, выпишешь к себе в Новгород дочку и супругу.
Еду я на Русь через Каффу, где имею домик. Наш корабль отплывает 5 иуня, так что у тебя для раздумий ещё неделя.
Между прочим, по секрету от твоей благоверной, доложу, что у друга моего, русского купца Митрофана, есть одно письмецо из Каффы — от одной сиятельной госпожи. Он ходил к тебе в мастерскую, дабы передать, но застать не смог. А боярыня каффская наказала, чтоб вручил письмо тебе самолично, а другим в руки не давал. Митрофан со мной отбывает вместе, так что увезёт грамотку обратно, коли не прибудешь. Вот и размышляй на досуге.
А решение своё можешь передать мне с твоим человеком: он меня разыщет у трактирщика Василаки (угол Схолы и Эргастерия), на втором этаже, где снимаю комнаты.
А на сём кончаю и кланяюсь. Почитатель твоих талантов, Ерофей Новгородец».
Богомаз, стоя на коленях под образами, страстно произнёс:
— Господи Иисусе! Да пребудет воля Твоя! Дай мне разума и душевной крепости. Помоги сделать всё, как должно. Без грехов и ошибок. Встать на путь истинный и не посрамиться в глазах других. Где найти правду? В чём моё спасение? — Он закрыл глаза и проговорил: — Не смогу усидеть на месте. Сам пойду в трактир к Новгородцу. Пусть меня сведёт с этим Митрофаном. И тогда уж сделаю окончательный выбор... Если не поймают гвардейцы эпарха! Господи, прости...
5.
Все
Переплыли Босфор на одной из наёмных лодок. День клонился к вечеру, и охрана ворот, истомлённая зноем и однообразной работой, проверяла документы вполглаза. Получила необходимую пошлину и впустила в город.
Сердце Софиана билось, как сумасшедшее. Что судьбой ему уготовано? Сможет ли он уйти от опасностей и перехитрить супостатов? Вот и перекрёсток, обозначенный в письме Ерофея, а внизу харчевня. Вот и Василаки, позволяющий подняться к гостю на второй этаж. Вот и дверь в покои. Стук костяшкой пальца. Круглая физиономия сонного слуги. Крик из комнат по-русски:
— Кто там, Харитошка?
— Говорят, к тебе, болярин. Братья-иноки.
— Живо пригласи.
Выйдя, Новгородец высоко поднял свечку. Изумлённо воскликнул:
— Ба, да это ж Феофанище, разрази меня гром, сто чертей мне в ухо! — а потом перешёл на греческий: — Ну, входи, входи. Ты на самом деле постригся — или так, для отвода глаз? Надо же, храбрец! Я никак не ожидал, что отважишься ко мне заявиться.
Дорифор грустно улыбнулся:
— Я и сам не ожидал от себя. Но твоё письмо вдруг разбередило мне душу... Где купец Митрофан? Как прочесть послание от известной тебе особы?
Русский рассмеялся:
— Ну, теперь понятно, что тебя побудило... Мужики, мужики! Все мы одинаковы... А купца найдём только завтра. В ночь куда ж идти? До утра-то дотерпишь, господин любострастник? Харитоша вмиг накроет на стол. Посидим да обсудим. Ты склоняешься к поездке на Русь или как?
— Я в сомнении. Надо взвесить тщательно.
— Это верно. Есть у нас поговорка: семь раз Отмерь — один раз отрежь. И ещё: утро вечера мудренее. А пока потешим свою утробу — чем Бог послал.
Улеглись далеко за полночь. Сильно опьянев, пели песни и клялись в симпатии друг к другу. Ерофей убеждал, что у них на Волхове — вольное житьё, никакого тебе эпарха, никакой ночной гвардии, уж не говоря о татарах: те грозят им кулаком из-за Московии, но соваться на Ладогу не хватает сил. Феофан кивал, вроде соглашался, и порою спрашивал:
— А монастыри на Руси какие?
— Да похожи на ваши, — отвечал Новгородец. — Переходят на общежитские правила. Славится у нас Троицкая обитель, где игуменом — Сергий по прозванию Радонежский. Он и брат его, что зовётся Стефанием, скит срубили в лесу, жили вместе, а затем Стефаний отправился новые монастыри ставить. К Сергию же потянулось народишку видимо-невидимо. Никому нет отказа. Всех накормит, обогреет и вылечит. Истинно святой.
— А столица Руси какая?
— Ну, вообще-то Киев. Мать городов русских. Но давно завоёвана Литвой. Стало быть, не мать, а мачеха... А другая столица, на востоке, град Владимир Великий. Да владимирский князь и митрополит проживают сейчас в Москве. Но она тоже не столица, потому как Тверь, Новгород, Рязань и другие княжества — сами по себе.