Страсти по Фоме. Книга 1

Осипов Сергей

2. Три толстяка.

Нужно быть идиотом, чтобы не пить с утра, а в награду за это, получить по высохшим мозгам. Фомин был идиотом полным, потому что при этом находился в баре. Сидел и ждал трезвый, как наемный убийца в политическом детективе, только что без галстука с оптическим прицелом. И дождался. Ирина пришла и сходу, оценив его помятую физиономию, объявила: «всё, надоело! видеть тебя не могу!»

Вчера он опять был пьян в дым, в который раз нарушив страшную клятву капли в рот не брать. Все бы ничего, к этому Ирина уже привыкла,

но появившись в таком виде, он испортил ей день рождения, ляпнув какой-то родственнице, что он лучше будет пить, чем есть, когда та прилюдно стала разбирать его внешний вид. Родня Ирины по женской линии была, может и не прожорлива, но необыкновенно толста, понятно, страдая от этого, — мужчины же этого дома, наоборот, отличались крайней субтильностью. Фомин, сказав первое, что взбрело в голову, наступил на больную мозоль.

В последнее время он утрачивал свое обычное добродушное зубоскальство по мере «нагружения» и, зная об этом, не хотел идти в незнакомую компанию, но Ирина чуть ли не силой затащила его к себе, объясняя, что их ждут и будет неудобно. Но все неудобства начались именно с его появлением. В подвыпившей и крикливой компании верховодили женщины. «Кого ты привела? Разве можно так пить? Посмотри на наших мужчин!..» Взглянув на мужчин и сравнив их с женщинами, Фомин поставил диагноз: сексуальная дисгармония, сочувствую!.. Больше всех обиделась мать Ирины, хотя ее-то он как раз и не имел в виду, — она уже и зятьком его называла, видимо, пугая.

Ирина вытолкала его за дверь.

— Но ведь это правда! — сопротивлялся Фомин. — Если женщина пухнет, а мужчина сохнет — зри в корень: физическая дисгармония, вырождение!..

— Это ты выродок! — поставила Ирина свой диагноз, и захлопнула дверь…

Утром она позвонила и продиктовала на автоответчик — где, когда и главное, в каком состоянии она хочет его видеть. Фомин в это время лежал, не в силах даже понять, снится это ему или Ирина уже в квартире.

И вот, пожалуйста…

— Все, Андрон, я ухожу!.. — Глаза Ирины предательски блеснули.

— Что значит уходишь? Куда?! — не понимал Фомин.

Не хватало еще сцены в баре. Конечно, он был последняя свинья и противен самому себе, но нельзя же так — он столько труда положил, чтобы оставаться, по ее же просьбе, трезвым всё утро, а она, едва появившись, заявляет, что уходит. Причем, уходит от него. Каково это слышать на больную, сухо потрескивающую голову? Да еще эта музыка…

Музыка орала совсем не в тему.

— Собственно и уходить-то не от чего! — добавила Ирина с тихим бешенством, пока Фомин потихонечку обалдевал от сюрпризов, что принесла ему трезвая жизнь.

Она выразительно окинула его взглядом. Вид у него, несмотря на все его паранойяльные хлопоты с бритвой и расческой (он все время гадал в зеркало, кто кого бреет?), был потрепанный, как у всех, кто резко бросает пить поутру да еще не по своей воле. Так светло и нездешне выглядят вырванные из запоя алкаши на приеме у нарколога вытрезвителя.

— Как это не от чего? — возмутился Фомин, и уставился на два бокала коньяка, вдруг появившиеся перед ним.

Леша,

бармен и совладелец этого бара, решил обслужить своего постоянного клиента сам, видя, что тот в затруднительном положении.

— VSOP, — невинно сказал Леша, и причмокнул губами. — Может, лимончику?

— Леш, сделай потише, — попросил его Фомин, соглашаясь с лимончиком.

— Мануально! — заверил его Леша.

— Я пить бросил, сижу трезвый как дурак, а она уходит! — наконец прорвало Фомина.

— Давно ли? — в свою очередь возмутилась Ирина, глядя на нагло сияющие пузатые бокалы. — Да и не в этом дело!..

Она нервно закурила…

— Мало того, что ты пьешь, как извозчик и портишь людям праздник, так ты еще и на работу перестал ходить! Мне приходится самой тащить твои проекты, ведь договора заключены, Андрон!.. А ты в это время чем занимаешься?..

Фомин вздохнул, с сомнением посмотрел на коньяк, потом решительно, залпом, выпил один бокал, пальцем показал Ирине на второй. Она с раздражением и злостью дернула плечом. Тогда он выпил и второй.

— А я решил написать роман, — сказал он, чувствуя по разливающемуся теплу, что может написать и два.

Появились еще два бокала и блюдечко с нарезанным лимоном, Леша просто мысли читал. Зато Ирина сразу завелась:

— Какой роман? — вскинулась она. — Что ты меня смешишь! Ты же все время пьешь!.. Роман!.. О чем ты можешь написать?

— Хрен знает о чем! — пожал плечами Фомин. — Главное чтобы…

— Вот именно! — прервала его Ирина, не дав развернуть тему будущего романа. — Больше тебе писать не о чем, только хрен и знает, о чем ты думаешь!

Фомин тяжело достал руки из-под стола и хлопнул пару раз: браво!..

— Вот об этом и роман, — сказал он.

— Я все понимаю, — сказала Ирина, меняя тон. — Даже хамство твое вчерашнее! Ну, дура она, конечно! Воспитательница нашлась!..

Она имела в виду вчерашнюю родственницу, которая затеяла застольный скандал, это Ирина готова была простить.

— Одного я только не пойму, почему ты так пьешь?

— Почему?.. — Фомин почувствовал, как все его непричесанные от воздержания мысли быстро и стройно побежали под командованием бравого генерала де Коньяка.

— Понимаешь, какая штука! — начал он элегически. — Мне последнее время снится один и тот же сон. Хотя, наверное, при такой периодичности это уже кошмар… Так вот, я сижу в баре… в этом… и вдруг появляются какие-то отвратительные толстяки и начинают меня уговаривать пойти с ними. Я почему-то не соглашаюсь… не нравятся мне они…

Фомин сочно и со вкусом затянулся. После коньяка сигарета, как свидание заключенному. Он с наслаждением выдохнул дым и продолжал:

— Они говорят, окей, мы хотели по-хорошему, и пытаются увести меня силой. Я сопротивляюсь — свалка, драка… ну, каждый раз по-разному, но все время не в мою пользу, естественно. Эти трое типов странные даже для сна, где все должно быть как бы замедленно, они же, несмотря на свою толщину и рост, наоборот, как-то необыкновенно проворны!.. Ну вот!..

Фомин понемногу увлекся своим сном.