Страсти по-губернаторски
Шрифт:
— Чтоб все было исполнено, как я приказываю! Поняла? — и, повернувшись к Гордееву, добавил, кивнув на девушку, будто на пустое место: — Молодая еще. Ни черта не смыслит… Здравствуйте, мы с вами сегодня еще не виделись?
— Не виделись. Здравствуйте, Иван Данилович.
— Как движутся дела? Долго еще будете у нас? — Вопрос был интересный, будто он и сам не знал.
— Скоро закончу, — успокоил его Гордеев.
— Хорошо, — мрачно подтвердил судья, — а то нам кабинет понадобится.
— Я вас понял. Но могу для вашего удобства забрать материалы в гостиницу,
— А вы вчера, мне доложили, быстро управились. У вас все в порядке? — задал странный вопрос судья.
— В каком смысле?
— Ну… со здоровьем…
Гордеев хмыкнул:
— Чего это вы, уважаемый Иван Данилович, о моем здоровье забеспокоились? В порядке, можете быть уверены.
— Я тоже думаю, что в порядке, раз можете себе позволить роскошь не ночевать дома.
— Ах вот вы о чем? — Он широко улыбнулся. — Каюсь, пригласили в гости. Нашлись знакомые.
— А кто, если не секрет?
— Ну, Иван Данилович! — старательно смущаясь, воскликнул Гордеев. — За кого вы меня держите? Чтоб мужчина… вы понимаете?
— Ах это? — скучно сказал судья. — А вы разве с Людмилой Петровной не виделись?
— Виделся, как же! Целый день вчера виделись, а что? Кстати, где она? Она спрашивала меня об одном деле, а я совсем забыл.
— Заболела… — с вызовом сказал Самохвалов. — Шла, говорит, поскользнулась, упала, каблук сломала и лицом больно об асфальт ударилась. — И он снова подозрительно уставился на адвоката. — Утром позвонила, сообщила, что пойдет в больницу, а больше ничего не сказала. Я велел узнать, что точно произошло, а ее родители ответили, что Людмилы нет дома. Я думал, может, вы что-нибудь расскажете?
— Да помилуйте, Иван Данилович! — продемонстрировал свое искреннее изумление Гордеев. — Мое ли это дело…
— Да и ее тоже сегодня ночью дома не было, — словно в раздумье произнес Самохвалов.
— Почему же «и ее»? Молодая девушка, красивая, общительная… Есть же, наверное, у нее свои привязанности. А вот мы, в нашем возрасте, частенько, сами того не замечая, выглядим этакими ханжами, готовыми обвинять молодежь в тех же самых грехах, коими с восторгом хвалились в юности. Но это я так, вроде старческого брюзжания. Надеюсь, все образуется?
Самохвалов пожал плечами и ушел, не ответив. Невежливо это у него получилось, но ничего, Юрий был человеком не настолько гордым, чтобы огорчаться из-за подобного рода пустяков.
Другое его насторожило: с Люськой явно что-то случилось. Где она? Конечно, ни о какой болезни речь не идет. Ну расслабилась девушка, может, больше, чем следовало бы, но она же молодая, сильная, какие проблемы? И с чего это вдруг она упала, сломав каблук, когда была в кроссовках?
А может, произошло то, чего она боялась, о чем упомянула мимолетно? О том, что их, возможно, пасут? Но ничего же такого не было, в этом он мог бы поклясться. Хотя весь вечер его стерегла какая-то компания. Даже в вещах эти парни копались. А если теперь и ее, чтобы вызнать, о чем у них шла речь, перехватили какие-нибудь братки? Разве этого нельзя исключать?
В кафе, куда зашел Гордеев и сел в стороне, у окна, в ожидании, когда к нему подойдет официант и примет заказ, было тихо и немноголюдно.
Несколько посетителей, в основном молодые люди, которые разместились у стойки бара, пили пиво.
Один из них, отодвинув уже пустую кружку, взял сразу еще две и направился к столику, за которым устроился Юрий. Подошел, посмотрел исподлобья, без спроса сел напротив и сказал:
— Привет, болтун. — И голос его сразу напомнил звонившего вчера в гостиничный номер. Из одной кружки он сделал глоток, обшлагом небрежно вытер пену с губ и поставил вторую перед Юрием. — Бери, свежее.
— Спасибо, я сам закажу, — не притрагиваясь к кружке, ответил Гордеев и, отвернувшись, стал смотреть в окно. «Так, — подумал, — начинается…»
— Зря ты вчера, — снова начал этот молодой человек, который выглядел внешне почти прилично — модно одет, стрижка короткая современная, легкая щетина на щеках. А вот на пальцах выколоты синие татуировочки, которые портили все впечатление.
— А что я вчера?
— Мы тя ждали, ждали… Поднимались, хотели отдохнуть, немного побазлать за жизнь. Большой человек желал тебя видеть, болтун.
— И что же «большому человеку» от меня надо? — с легкой насмешкой спросил Гордеев. И вдруг решил блеснуть знанием местных «достопримечательностей»: — Уж не сам ли Жура?
Молодец так и оторопел. Посмотрел с недоверием, потом спросил:
— Кто сказал?
— Никто. Ты подсказал, да я и сам догадался. И болтуном меня, пожалуйста, не называй, я с уголовниками не люблю работать. Можешь говорить «господин адвокат», я не обижусь. Так чего от меня Журе потребовалось? А ты у него кто, гонец?
— Гляди сколько вопросов! — ухмыльнулся парень. — Ты лучше расскажи, как там, в посадках, сладко было?
Гордеев невольно вздрогнул, чем, разумеется, выдал себя, хотя какие уж теперь тайны! Они знают. Нет, сами не видели, потому что уж никак не пропустили бы веселого зрелища без личного вмешательства. Значит, они только слышали. Но от кого? Так от Людмилы и узнали. Взяли ее и допросили — проще простого. И никакая там не поликлиника была, вот как…
Быстро прокрутив в голове эти соображения, Юрий постарался беспечно улыбнуться:
— А ты что, свечку там держал?
Парень радостно заржал, словно сытый такой жеребчик.
— Чему радуешься? Куда девушку-то девали? — строго спросил Гордеев.
— А те какое дело? Куда надо, туда и девали. А ты вот что, слушай сюда, мы тя извиняем за вчерашнее, но чтоб нынче…
— Пошел бы ты знаешь куда? Немедленно отпустите ее живой и здоровой, и чтоб я об этом знал, а вот тогда и приглашайте на толковище свое. А то никакого базара у меня с вами не будет. Так и передай Журе. Или тому, кто тебя послал. Гуляй, свободен! И пиво свое забери, я такого не пью.