Шрифт:
========== ПИТЕР ==========
Она сведет тебя с ума!
– Твой ход, Мартин, - хладнокровно говорит ему Питер Хейл, сидя напротив мужчины за карточным столом, - или пасуй или открывайся.
За спиной Хейла стоят несколько крепких парней. Карточный расклад Эдварда Мартина прямо-таки незавидный. С его лба скатывается крупная капля холодного пота. Он не может проиграть и на этот раз, ведь на кону его собственная дочь.
«Глупец, какой же я глупец!» - корит он себя. Ведь его предупреждали, чтобы он не садился играть с этим исчадием ада, державшим в страхе весь город. Но его страсть к азартным играм, пересиливала здравый рассудок и семейные ценности. В очередной попытке отыграться, он еще
Выкладывая дрожащей рукой карты, Эдвард ожидающе смотрит на своего ненавистного визави. В холодном взгляде льдистых глаз Питера блестит победное торжество.
– Ты проиграл, Мартин! Она - моя!- говорит он, выкладывая свои карты и резко вставая из-за стола, чуть не опрокинув стул.
– Нет, нет, прошу, дайте мне еще один шанс! Вы не можете со мной так поступить!
– вопит Эдвард, чуть не падая Питеру в ноги и хватая того за руку.
– Я был с тобой терпелив, Эдвард! Надо было думать головой, прежде чем ставить на кон собственную дочь!
– бросает Питер, брезгливо отбрасывая от себя его руки.
– Что же мне теперь делать?! – рыдая, спрашивает мужчина, чуть не рвя на себе волосы.
– Пойди, застрелись, о твоей крошке я позабочусь, - грубо роняет Питер, выходя из игорного зала.
Прежде, чем он покинул помещение, где-то в его глубине раздался одинокий выстрел.
***
Лидия не могла уснуть. В комнате было сумрачно, только маленький ночник в форме бабочки, освещал ее кровать. Где же папа, почему он так долго? Она так не любила, когда он возвращался за полночь, а то и совсем к утру. Она часто оставалась с нянькой, но та не могла заменить ей родителей.
После смерти мамы, которой Лидии так не хватало, отец был единственным ее утешением. Он тяжело переживал смерть жены и все чаще придавался порочным удовольствиям, одной из которых, наравне с огромным количеством выпивки и продажными женщинами, была игра в карты. В свои десять лет, она давно перестала быть ребенком и все замечала. Отец потихоньку скатывался в пропасть, откуда не было возврата.
Она услышала, как входная дверь с треском открылась. Испугавшись, Лидия накрылась одеялом с головой. В ее комнату кто-то вошел и резко сдернул с нее одеяло. Девчушка громко вскрикнула и отползла к самому краю кровати. Натянув ночнушку на согнутые коленки, она уставилась на незнакомца, почти такого же возраста, что и ее отец.
– Вы кто? Где мой папа? – спрашивала она, в то время как ее нижняя губа стала предательски дрожать, а в глазах скапливаться соленая влага.
– Не плачь, детка, меня зовут Питер Хейл, - сказал он холодно улыбнувшись, прожигая льдом своих голубых глаз, - я не причиню тебе вреда, - добавил он, нежно гладя девочку по лицу, любуясь ее рыжими волосами и зеленью глаз.
– Твоим папой теперь буду я.
***
Десять лет спустя.
Лишив ее девственности в четырнадцать, он превратил Лидию в первоклассную шлюху самостоятельно ее обучив, всем тонкостям подобного ремесла. Она была его любимицей, он даже как-то обещал жениться на ней, ну а пока, будучи в самом соку девчонка приносила неплохой доход. Питер долгое время пользовался ее прелестями сам. Потом пришел к выводу, что на такой красавице можно хорошо заработать и обрести нужные связи.
Первые несколько лет с девчонкой было трудно. У нее был крутой нрав, который ему так и не удалось усмирить. Она имела наглость перечить ему как в постели, так и за ее пределами, на виду у всех. Порой, ему приходилось хорошенько ей всыпать, прежде чем она усваивала урок. Норовистой кобылкой она
Эта рыжая бестия волновала его кровь и заводила тело, зная, как ему угодить. Между ними, за долгие годы, сложилась тесная связь, далеко выходящая за рамки приемного отца с дочерью.
У него периодически были романы на стороне, хотелось иногда сменить обстановку или так было просто нужно. А эта маленькая шлюшка ревновала его ко всем, учуяв чужой запах тела, секса, аромат духов или найдя след от помады. О нет, она не устраивала ему скандалов с криком и раздиранием лица ногтями, она наказывала его в постели.
Он любил сесть в удобное кресло и отдаться на милость ее умелого рта и рук. Перед этим, она подкуривала его любимую сигару и наливала в бокал немного коньяка. Прежде чем протянуть ему и то и другое, она смачивала конец сигары скопившейся в своем лоне влагой, а на стекле бокала оставляла отпечаток губ своей алой помады. Потом, пока он неспешно наслаждался глотком коньяка и легкой затяжкой табака, смешанной с запахом ее желания, она отсасывала ему со всей страстью, пуская в ход зубы. Когда укусы были особенно болезненными, он хватал ее за рыжую гриву, отрывал от своего члена, и пару раз хлестко бил по лицу.
– Спрячь свои зубки, сука! Не то останешься без них! Соси, как следует!
– рычал Питер, вколачиваясь в ее рот с двойным усилием.
Каждый раз, после долгого отсутствия он возвращался к ней, словно наркоман нуждающийся в дозе. Глядя в ее зеленые глаза он каждый раз задавался вопросом, что она к нему чувствует на самом деле? Он никогда не позволял себе влюбиться в кого-либо, довериться, нуждаться в другом человеке, тем более в женщине, до потери пульса. Слабость это не его конек, но в отношении Лидии его стойкая ко всему натура давала слабину. Он сам не знал, что в ней нравилось ему больше всего? То, что он был ее первым мужчиной или ее необузданный нрав. А может быть, то какой искусной шлюхой он ее сделал, получая ни с чем несравнимое удовольствие в ее жарких объятиях.
Но в один прекрасный день Питер был схвачен полицией в его собственном доме. Кто-то из слуг продался и заложил его со всеми потрохами. Его обвиняли в разбое, сутенерстве, содержании нескольких борделей и игорного притона. Питера застукали прямо на ней, когда он уже готов был излиться в ее мокрую щелку.
Двое полицейских, ворвавшись в дом, схватили его, велели быстро одеться и, заломив руки за спину, начали выталкивать его из спальни.
– Я вернусь, детка!
– кричал он.
– У этих поганых копов и федералов на меня ничего нет! Будешь раздвигать свои ноги без моего ведома, шею сверну!
Шериф и еще двое полицейских остались рядом с Лидией.
– Вы что-то хотели, шериф Пэрриш? – спросила она улыбнувшись, даже не пытаясь прикрыть свою наготу.
– Прикройся, Лидия! Не смущай моих парней, - сказал Джордан Пэрриш, подходя к ней и страстно целуя в губы.
– Почему ты так долго? – спросила она, надув губки.
– Твой любовник весьма хитрый, осторожный и у него действительно хорошие связи. Боюсь, если он и попадет в тюрьму, то надолго там не задержится. В любом случае, когда это произойдет, ты уже будешь моей. Стилински, - обратился шериф к одному из офицеров, - отвези девушку ко мне домой и не спускай с нее глаз. Лейхи, ты поедешь со мной в участок, составлять протокол, - приказал он другому подчиненному.
– Встретимся вечером, любовь моя, - понизив тон до интимного, сказал Пэрриш Лидии, прикрывая ее голое тело простыней. Подарив ей легкий поцелуй, он вышел из спальни, оставив полуобнаженную девушку с мнущимся на месте и не знающим, куда глаза девать сержантом Стайлзом Стилински.