Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова
Шрифт:
Соколов знал, что государыня недолюбливает молодого Юсупова. Феликс постоянно интриговал против Распутина, говорил о нем гадости. Зная, что шутка понравится императрице, он сказал:
– Россия пережила бы потерю Феликса, причем с удовольствием.
Императрица слабо улыбнулась.
Соколов продолжал:
– Кстати, старики сказывают: кого в купель роняли, тот долго
Императрица задумчиво произнесла:
– Старики, старики… А сегодня делали операцию молоденькому подпоручику – красивый, с легким пушком усов. Операция прошла успешно, а сердце – увы! – не выдержало! Так жалко, словно близкий человек умер.
За окном уже мелькали пригородные домишки. Императрица наконец решилась, перешла к делу:
– Вы, граф, даете мне слово офицера, что все сказанное здесь останется между нами?
– Государыня! В моей скромности можете не сомневаться. – Соколов твердо посмотрел в ее лицо.
Императрица начала издали. Она говорила о тех жертвах и несчастьях, которые принесла война. Соколов пытался понять, куда она клонит. Вдруг императрица негромко, так что Соколов был вынужден напрячь слух, произнесла:
– Государь – человек исключительных добродетелей. Его личность очаровывает всякого. Увы, для монарха он слишком мягок и добр. Да, смирение – дар Божий, но государь обязан чаще показывать свою непреклонную волю. И сейчас он должен быть решительным. В его силах восстановить на земле мир. – Она каким-то неуловимо грациозным движением положила свою изящную, не украшенную перстнями кисть на руку Соколова. Проникновенно заглянула ему в глаза: – Милый граф, сегодня государь будет говорить с вами о важных предметах, которые могут определить судьбу нашего народа. Я прошу, заклинаю вас: повлияйте на Ники, пусть он с Германией заключит отдельный от союзников мир. Кто наши друзья? – Императрица сделала презрительную гримаску. – Французы легкомысленны, по своей натуре якобинцы. Англия всегда ненавидела Россию, вредила ей везде, где была в силах. С Германией, напротив, у нас прочные дружеские отношения. Незамедлительный мир остановит реки русской крови. Сейчас есть счастливый случай. Завтра его не будет. Обещаете свою помощь, граф?
После долгих размышлений Соколов произнес:
– Государыня, я не политик. Я солдат. Я исполняю приказы. И не считаю себя вправе поучать великого государя. Но я готов отдать жизнь за Россию, за царский трон. Простите, милостивая императрица, если я не оправдал ваших надежд.
Императрица побледнела, впилась пальцами в кожаный подлокотник и больше не произнесла ни слова.
Авто миновало охрану, стоявшую у ворот, и подкатило к Александровскому дворцу.
Государственная тайна
Соколов узнал часового – Михаила Лаврова. Саженного роста, с широченными плечами, пудовыми кулаками, рядовой славился своими атлетическими подвигами. Он ломал подковы, носил на плечах лошадь, ударом ладони загонял гвоздь в толстую доску. (У меня хранится редкое, даже удивительное фото: Михаил Лавров с наследником зимой 1909 года около Александровского дворца. Рядовой – с трехлинейной винтовкой Мосина, а рядом – крошечный Алексей Николаевич в расшитой дубленой
Часовой при виде императрицы вытянулся в струнку. Александра Федоровна спросила:
– Алексей Николаевич во дворце?
Поедая глазами государыню, Лавров отчеканил:
– Никак нет! Они с прапорщиком Щеголем изволят гулять в парке.
– Приказываю на время оставить пост и найти наследника. Передай: приехал граф Соколов! – И к гению сыска: – Алексей, как всегда, вас заждался.
Соколова и наследника связывала горячая симпатия, какая возникает иногда у людей, невзирая на разницу в возрасте.
Императрица, небрежно кивнув Соколову, отправилась в свои покои.
И тут же Соколов услыхал низкий, сильный голос:
– Сам легендарный граф! – Это был генерал-майор Комаров, командир сводного пехотного полка, человек крепкого сложения, с породистым, высокомерным лицом, с холеными усами и высоким умным лбом. – Ваши военные подвиги у всех на устах. Государь скоро примет вас в библиотеке. Позвольте проводить…
Государь вошел стремительным шагом. Он был, как всегда, подтянут, тщательно выбрит, источал тонкий запах дорогого одеколона. И все же Соколов отметил: «Николай Александрович постарел, даже осунулся. Военные заботы, недосыпание, тревоги, постоянные поездки по фронтам не проходят даром…»
– Здравствуйте, Аполлинарий Николаевич! – с величественной ласковостью произнес государь, протягивая для пожатия руку. Государь говорил негромко, но голос его был слышен отчетливо. – Знаю о ваших ратных подвигах. Вы – настоящий слуга престола, вы – гордость великой России.
– Я всего лишь исполняю свой долг, ваше величество!
– Давайте сядем за этот столик. Простите, что вынужден беспокоить вас… – Государь, как полчаса назад его супруга, замялся, не зная, как перейти к делу.
Соколов решил разрядить обстановку:
– Мой государь, позвольте поздравить со славной победой – взятием Перемышля…
– Той победе уже три недели. Пора бы новые виктории отметить, да положение на фронтах складывается хуже ожиданий. – Помолчали. Государь вздохнул:
– Спасая союзников, мы себя поставили в тяжелую ситуацию. Но сейчас речь идет о другом. – Государь подошел к книжному шкафу, достал какой-то том, вынул из него два больших листа исписанной бумаги. Пристально посмотрел в глаза Соколова: – Все, что вы сейчас узнаете, составляет государственную тайну. Я уверен в вашей осмотрительности и преданности. Вот, Аполлинарий Николаевич, прочитайте это… – Голос государя задрожал. – И потом я все объясню…
Сепаратное предложение
На дорогой бумаге верже сиреневого цвета мелкими, аккуратными буковками было выведено:
«25 февраля/10 марта 1915 года. Глогнитц, Нижняя Австрия.
Ваше величество! Сознаю всю смелость своего поступка писать вашему императорскому величеству, но только беспредельная любовь к Вам, государь, и моему Отечеству побуждает меня это сделать, и умоляю ваше величество соблаговолить, прочесть эти нескладные, но вылившиеся из души строки.