Страж государя
Шрифт:
Долго раздумывать Егор не стал. А что? Надо было дождаться, когда на ваши собственные гениталии, к которым вы относитесь с искренним пиететом, — весело закапают раскалённые капли свинца? Симпатичные такие — с точки зрения современного дизайна, но — слегка горячие…
Незаметно размяв за спиной руки, уже свободные от верёвки, он сильно оттолкнулся ногами от пола подземелья и молнией бросился к широкому зеву камина, нырнув туда, начал быстро подниматься наверх, активно перебирая ступнями по металлическим скобкам, вбитым в кирпичи каминной
Сзади слышался шум и треск — от переворачиваемой мебели, взволнованные голоса, спорящие о чём-то.
— Не сметь стрелять в каминную трубу! Он мне нужен живым! — на плохом немецком языке громко приказал ничем не приметный голос. — Быстро на улицу! Факела возьмите с собой! С крыши он может спуститься только по старой груше, с восточной стороны…
Выждав с минуту, Егор ловко спустился вниз, выскочил из камина, приняв на всякий случай боевую оборонительную стойку, мгновенно оглядел помещение: одинокий факел, вокруг — ни души, в торце подвального помещения виднелась приоткрытая дверь.
Стараясь продвигаться максимально бесшумно, Егор проскользнул за дверь: короткая лестница, коридор, поворот, новый коридор, близкий голос неожиданно прокричал — тревожно, с просительными нотками:
— Сэр, только держите пистолет наготове! Этот русский очень опасен!
«Вот это точно, опасен! Может, и не очень, но местами — опасен, это точно!» — неслышно хохотнул внутренний голос.
Егор осторожно выглянул из-за угла: одной рукой придерживая широко открытую входную дверь, а другой — поднимая вверх ярко горящий факел, к нему спиной застыл Оуэн, напряжённо вслушиваясь в ночную тишину.
Сильно зверствовать Егор не стал, бесшумно подойдя сзади, просто от души приложил халдея кулаком по темечку, аккуратно прислонил безвольное тело в сидячем положении к двери, не давая ей закрыться, рачительно вытащил из кармана сюртука английского халдея тяжёлый кошелёк.
«С деньгами-то путешествовать гораздо сподручней! — искренне обрадовался внутренний голос. — В любые времена и в любой точке этой планеты… Да что там — планеты! В любой точке Вселенной…»
Егор поднял с земли факел, осмотрелся, определился — на скорую руку, забросил факел в прихожую дома, смело направился в сторону, где в свете факела предварительно высмотрел невысокую живую изгородь — из ровно подстриженного кустарника.
Никто его так и не заметил.
Ловко перемахнув через неширокий ряд кустарника (кажется, жасмина — по запаху), Егор размеренно потрусил к неширокой реке, матовые воды которой в полукилометровом отдалении, увлечённо игрались с желтоватым лунным светом, удовлетворённо бормоча себе под нос:
— Отсутствие высоких заборов и сторожевых собак — безусловно-позитивное достижение европейской цивилизации…
Тщательно отряхнув и смыв с себя печную копоть и золу, он направился дальше — перпендикулярно к речному берегу.
«В Германии невозможно заблудиться! —
Через три минуты он вышел на неширокую просёлочную дорогу, ещё через пять — дошёл до перекрёстка, достал из «рюкзака» кремневое кресало, сорвал с обочины большой пук сухой травы, намотал траву на длинную ветку орешника, пощёлкал кресалом, дождавшись, когда огонь ярко разгорится, поднял вверх свой импровизированный факел, поднёс его к многочисленным дорожным указателям, щедро натыканным на перекрёстке.
— Ильзенбург! — удовлетворённо прочёл Егор на одной из табличек-стрелок и одобрительно прокомментировал: — Дойче орднунг — дас ист зер гут!
На такой случай (исчезновение Егора) был заранее разработан отдельный вариант: Алёшка Бровкин (как же без него?) должен был тут же послать двух гонцов (разными дорогами) к Лефорту, после чего заселиться в самую большую гостиницу, крепко запереться вместе с царём в номере и терпеливо ждать подмогу. Даже недельный запас продовольствия и напитков был предусмотрен, чтобы существовать автономно, не рискуя случайно нарваться на яд, подсыпанный и подмешанный коварными масонами.
На реквизированные у неприятеля денежные средства Егор нанял у заспанного немецкого крестьянина тележку, в которую был запряжён такой же заспанный и сонный коняшка, и уже к завтраку подъехал к «Золотому поросёнку» — самому известному и крупному постоялому двору Ильзенбурга.
Пётр, выслушав подробный рассказ Егора о ночных злоключениях, откровенно испугался и сильно замандражировал:
— Это что же такое творится на белом свете? Сегодня они тебя, Алексашка, украли, а завтра что — меня? Говоришь, пытать хотели — свинцом расплавленным? — Пётр неожиданно побледнел, упал на пол и забился в несимпатичных конвульсиях, на царских штанах появилось большое мокрое пятно…
Царя откачали, переодели в запасные сухие порты, усадили в кресло, к ушибленному во время падения затылку приложили кусок льда (хозяин гостиницы любезно принёс из погреба), завёрнутый в толстую холстину.
— Что, мин херц, может, уже поедем домой, в Россию? Раз такие дела происходят — насквозь непонятные? — заботливо предложил Егор. — Насмотрелись вдосталь на эту Европу, хватит! Лично я уже соскучился сильно — по дому, по жене, по детям. Даже по Москве нашей, занюханной и задрипанной…
— По жене он соскучал, надо же! — чуть слышно пробормотал Пётр и тут же строго велел Бровкину: — Алёшка, выясни у хозяина двора постоялого насчёт доступного и весёлого женского пола… Быстро у меня! Да, и скажи, чтобы водки грушевой принесли большой штоф и колбасы свиной, кровяной! А по поводу, куда мы двинемся дальше, я тебе, Алексашка, скажу завтра утром. Вот отдохну как следует, тогда уж и решу…
Отдохнув и знатно развеявшись (как следует — по его понятиям), Пётр во время завтрака следующего дня объявил: