Страж Каменных Богов
Шрифт:
– Ну что? – прошептал Чингиз. – Готовы?
– Вполне, – отозвался капитан Макгвайр. Остальные десантники чуть заметными кивками подтвердили его слова.
– Кэйтлин, твоя очередь, – проговорил Чингиз в сетчатый диск шлемофона.
Ночь вдруг осветилась ослепительным пламенем. Снайперы на деревьях и возвращающиеся на свои позиции Несокрушимые увидели, как в один миг лес вспыхнул ярким огнем и пламя в единый миг перебросилось на спины «козлят». Первой мыслью Арсланова воинства было начать гасить пламя, но отыскать узкую безопасную тропку между рядами собственных ловушек, да еще впотьмах…
Затем дым и яркие огненные языки вдруг пропали. Не развеялись, не угасли, а именно пропали в единый миг, как будто приснились. Лишь у столба, даже не тронутого копотью, валялись разрезанные веревки.
– Хорошо получилось, – констатировал Чингиз, подняв забрало шлема. Вельбот парил над лесом, и поднятые на борт десантники радостными воплями, достойными африканских шимпанзе, приветствовали свое освобождение. – Теперь на болото, забрать Двузубого, и можно сообщить об успехе.
– Кого нам благодарить? – Капитан Макгвайр бросился к спасителю, чтобы немедленно пожать ему руку, а также похлопать по плечу, обнять и произнести некоторое количество подобающих случаю высокопарных слов.
– Я – Чингиз, сын Аттилы, – сухо ответил тот. – Эргез, тот самый, которого вы ищете, чтобы воевать на его стороне, убил моего отца и прислал его труп вам в качестве подношения.
Командиры двух полусотен и командир сотни, несшей дежурство вокруг «козленка», стояли перед Арсланом, сыном Айшата, понурив головы. Каждый из них понимал: будь на месте командира сам Эргез, подобная оплошность стоила бы им головы.
– Вас обманули, как глупых детей! – раздраженно цедил полководец, расхаживая по убогому жилищу. – Вот он, – военачальник ткнул пальцем в своего малолетнего ученика, – тут же сообразил, что все подстроено. Кто сделал первый выстрел? Почему вы гнались за этим демоном?
– Мы опросили всех, – сконфуженно ответил сотенный командир, – все клянутся именем Аттилы, что первым выстрелил не он и побежал вдогон тоже.
– Ну хорошо, это я еще могу понять. Тогда на берегу пропало снаряжение одного из наших парней. Вероятно, им и воспользовался враг. Я даже подозреваю, кто этот враг, хотя в толк не возьму, что могло побудить его стать на столь губительный путь. С чего это вы решили, будто демон в своем обличии вот так прямо, не скрываясь, пойдет освобождать своих прислужников?
– Пули для него неопасны, – напомнил один из полусотенных. – Чего сторожиться?
– Опасно недооценивать противника. – Арслан подошел вплотную к командирам. – Опасно и глупо. С сегодняшнего дня вы трое возвращаетесь в строй, – отрезал он. – Командиров я назначу позже.
Проштрафившиеся вытянулись, радуясь необычно легкому наказанию за такой крупный промах. Полководец отвернулся от них, демонстрируя им абсолютное пренебрежение.
– Эй! – подозвал он воспитанника. – Беги к командиру дозорных, пусть отправит людей проверить, стоят ли,
Он хотел еще что-то добавить, но один из сотенных командиров, составлявших его свиту, с поклоном приблизился, протягивая Арслану записку, скрепленную печатью ньок-тенгера.
– Властитель прислал сюда птицу.
Полководец, чуть поморщившись, взял аккуратно свернутую бумагу. Прочитав, молча скомкал послание и пробормотал себе под нос:
– Час от часу не легче.
Глава 19
Шерхан въехал на холм – поросший сосновым лесом огрызок съеденной временем горы. Его мощный гнедой жеребец чуял настроение хозяина и двигался предельно тихо. Шаг его не разбудил бы и змеи, дремлющей среди камней.
С самого рассвета дурные предчувствия не покидали старого воина. Сперва он считал, что это ноющее, будто дыра между ребрами, чувство – тоска по ушедшему в небеса Аттиле. Он всегда был искренне привязан к этому страшному в своем величии человеку. Всегда служил ему не из страха, не из жажды возвышения и власти. Он, как никто другой, понимал: отрицать волю мудрого спасителя земных народов, переживших Тот День, – величайшая неблагодарность. А уж тому, кто обрел веру и смысл нелепого своего пребывания меж небом и землей, так и вовсе предначертано служить Пророку.
И вот сейчас, оставшись наедине с мыслями, тяжелыми, словно небосвод в пору снежных буранов, он вдруг понял, что его тревожит: не смерть Вождя, не ссора в походном дворце Эргеза, лишившая его заслуженной власти над правоверными. Да, это тоже было правдой, но поедом грызло новое чувство, неподвластное окрику его железной воли.
Он вдруг ощутил себя чем-то ветхим и бесполезным вроде рваного сапога, найденного в развалинах выгоревшего Бунка. Некогда он был лучшим, а теперь стал только напоминанием об иных временах, безвозвратно канувших в прошлое.
Он пытался отогнать от себя уныние. Что за блажь?! Тысячи подданных свято почитают его, ждут повелений, без колебаний готовы идти в огонь и в воду по слову, по мановению его руки. Чего это вдруг он записал себя в обветшалый хлам? Многие ли еще и сегодня в силах выдержать его удар? Ум по-прежнему ясен, и воля не ослабла. Нет, нет, реальность не такова, как это представляется в минуты печали! Конечно, сердце рвется в клочья от того, что некому преподнести, как в минувшие времена, плоды своих побед, не от кого принять скупую, и оттого еще более драгоценную похвалу.
Не к Эргезу же, в самом деле, идти с поклоном?! Этот ловкач всегда умел пользоваться случаем, извлекать выгоду даже из сорочьего треска. Но этого еще недостаточно, чтобы подменить собой величайшего из великих, да прославится имя его до конца времен!
Новая волна густой и раскаленной, точно смоляной вар, ненависти захлестнула сознание, в единый миг сметая возведенные холодным рассудком преграды. Пока был жив Аттила, он скрепя разъяренное сердце отказался от жестокой мести Эргезу и его гнусным шакалам, погубившим судьбу его последнего сына. Уж, конечно, они метили не в мальчишку, влюбившегося, как подобает мальчишке, безоглядно и страстно. Они хотели его собственной крови. И по сей день хотят…