Страж Каменных Богов

Свержин Владимир Игоревич

– Ты в самом деле из отряда Несокрушимых?

– Истинно так, о пресветлый султан.

– Тебя понес конь и ты не смог удержать его в повиновении? Похоже, люди Эргеза решили втоптать в грязь славу былых времен!

– Так случилось не по моей вине. Такая же беда постигла не одного меня, а еще две сотни отменных наездников. Мы делали все, чтобы остановить бег взбесившихся коней, но ими владела паника, их гнал вперед небывалый ужас.

– Что же могло так испугать сильных вышколенных коней?

– Я не знаю, что это было, высокий господин. Оно летело

по небу, огромное, точно дом, крылья этого железного чудовища напоминали рыбьи плавники. Но они даже не шевелились! Оно летело по небу, обгоняя всякую птицу, и ревело, как взбешенный буйвол. Да что там буйвол? Целое стадо, искусанное оводами. Наши кони повидали всякое, – пленный отвел глаза, не ведая, как избежать позора, – но такое могло свести с ума и человека, а не только животное.

– Дозволено ли будет мне сказать несколько слов? – тихо спросил Сын Нага.

– Говори.

– Когда у Трактира Лешага, прозванный Светлым Рыцарем, разбил отряд младшего брата Эргеза, как рассказывают, он тоже летал по небу.

– Полагаешь, это он? – насторожился полководец.

– Только хотел напомнить. Не мне судить о замыслах вершителей судеб людских.

«Ну конечно, – Шерхан ухмыльнулся про себя, – иное дело – прерывать эти судьбы». Он поглядел на пленника. Тот выглядел чрезвычайно опечаленным, но вовсе не испуганным.

– Пусть живет. Я вижу, он говорит правду. Отошли его в лагерь, вели накормить.

* * *

…Лешага с утра был мрачен. Он ехал впереди отряда, чутко вслушиваясь и осматривая верхним зрением округу. Пока его замысел вполне оправдывал себя. Уверенный в успехе своей каверзы, Эргез не мешал ему двигаться к цели, более того, сам шел навстречу, не подозревая о западне. Но чересчур спокойная дорога настораживала, и не только его. Теперь враг был уже близко, он знал это. Видел, пока еще издали, расторопных воинов, хлопочущих у переправы. Те не были новичками в своем деле, да и вооружения им было не занимать. Но это еще по другую сторону реки, пару дней пути – и противник должен оказаться в ущелье, запертом Вратами Барсов. Его отряд будет там раньше.

И все же чем дальше, тем меньше Лехе нравился этот поход. Возможно, сама затея была неудачной. Может, и впрямь, как заверяет драконид, он ввязался в чужую игру? Лешага себя не узнавал: пустые сомнения одолевали его, как внезапная хворь. Прежде такого не случалось. Теперь же он остро чувствовал: что-то идет не так. Вроде бы ничего плохого не происходит, все под контролем, но что-то гнетет и мешает, словно из повозки кто-то вытащил колесную ось и вставил кривую сухую ветку. Колеса по-прежнему крутятся, но как-то вразнобой, да и сама ось каждую минуту грозит с треском переломиться.

Прошлым вечером он беседовал с Бурым, уж казалось бы, его он знает сызмальства, может предугадать любой помысел. Так нет же, зачем-то, не сказав ни слова, взялся лечить Тимура. Якобы с этим раненым отряд движется куда медленнее, чем мог бы. Столько времени впустую теряем. Напомнил ему, что караванщика

нарочно подстрелили.

Вдруг, откуда ни возьмись, обида: мол, побратим своими планами не делится, ладно, не советуется, так хоть бы рассказал, что замыслил. Так и едет сейчас, замыкая колонну, хмурый и угрюмый, точь-в-точь оголодавший медведь-шатун.

А Марат от своих книжек, похоже, совсем с умом поссорился: рыщет, следит, плетет что-то несуразное, Тиль ему, видишь ли, не нравится. Но и то верно, Сказитель ему никогда не нравился. Может, потому, что тот всяких баек знает больше.

Ясное дело, на Тиля ему караванщик указал – представился случай от себя подозрение отвести. Только зря старался. Помнится, Старый Бирюк в прежние времена говаривал: «Кто предупрежден, тот вооружен». С Тимуром все ясно: он враг, от него иного ожидать не приходится. Но свои-то, свои?!

Даже Лил с недавних пор изменилась. Конечно, по-прежнему родная, любимая и в нем души не чает. Но как селение ее погибло, как дар открылся, так будто все время где-то далеко. Всегда задумчивая, молчаливая, лишнего слова не скажет. Не то что в прежние времена, когда то и дело начинала чего-то у него требовать.

А теперь вот сидит с Асимой, толкует о чем-то. Мудрая старуха и впрямь много знает, много умеет, а в учебе всяко дурного нет. Но, видать, на сердце у Лилии тяжесть, будто черная туча, ни ветром ее развеять, ни дождем не омыть, ни слезами излить, лежит себе и лежит, давит тоской, будто холодным камнем. Лешага понимал: смерть сородичей и гибель отчего дома – не та беда, которая развеется поутру. Но нужно было жить, следовало идти вперед.

Но куда – вперед? Этот вопрос всплыл вроде случайно, будто сам собою. Когда-то, может, не скоро, но все же они дойдут до того самого заветного места силы, о котором рассказывал Старый Бирюк, отыщут Шаолинь. Возможно, даже песня Тиля о том, что монастырь разрушен, – полная ерунда, и он цел и невредим, даже лучше прежнего. Но что с того?

В давние времена, еще дома, Учитель рассказывал об этом дивном монастыре, и они с Бурым мечтали стать в нем послушниками. А теперь? Вот, простояв несколько суток у монастырских ворот, доказав серьезность намерений, они получают высокое право стать младшими учениками. Что же, сбросят мирскую одежду, наденут яркие, будто солнечный луч, странные плащи и забудут обо всем, что произошло за древними стенами?

А как же Лил? Как Марат? Да и Асима, она хоть и крепка для своих лет, но все же не молода, примерно одних лет со Старым Бирюком. Как ее одну теперь оставишь? Так что же, прощай Шаолинь? Или вот они, – Лешага оглянулся, быстрым взглядом охватывая Стаю, – их уж точно в монастырь не пустят. Как со всеми с ними быть? Что делать?

Да и с караванщиком что-то надо уже решать. Леха мельком скользнул взглядом по скорчившейся на передвижных носилках фигуре. Он хоть и притворяется хворым, но вполне готов сражаться и уж наверняка в седле держится не хуже остальных. Если дальше прикидываться и тянуть, жди удара в спину.