Страж. Тетралогия
Шрифт:
Львенок кивнул, и я отметил:
— Вижу, ты не удивлен.
— Получил письмо из Братства. О таких вещах информируют всех стражей. Ты же знаешь.
Я в Арденау никаких отчетов не посылал, значит, это сделала Гера.
— Жаль, что все кончилось для него так. — Львенок, хмурясь, допил пиво.
Я не хотел, чтобы он расспрашивал, что я знаю о смерти, так что спросил:
— Ну, а у тебя как дела?
— Да все как обычно. Чуть работы, чуть приключений. Я прибыл сюда всего-то пару дней назад. Двигался по Лихтинскому
— В Беатенберге?
— Угу. Он не любит свой замок, поэтому живет в этом городке большую часть зимы. Ты с нами?
— Почему бы и нет? Мне все равно по пути.
— Давно не работали вместе. — Он хлопнул меня по плечу.
— Ты предпочитаешь юг, я — север.
— Поэтому и пересекаемся не часто. Проповедник, ты ведь хотел отыграться?
— Жду не дождусь.
— Тогда я быстро схожу к бургомистру, возьму бумаги, и мы засядем на всю ночь с хорошей бутылкой вина.
— Кое-кто пить не может, — пробурчал тот.
— К бургомистру? — удивился я. — Девять вечера, ратуша уже давно закрыта.
— Что с того? — беспечно пожал плечами страж. — Завалюсь к нему домой. Увидимся через час.
Он ушел, а я сказал Проповеднику:
— Ты чуть не проболтался. Давай я напомню тебе — не надо каждому говорить о темных клинках. Это может быть опасно.
— Извини. — Он принял упрек с покорностью осужденного на смерть. — Я знаю, что это опасно, но ты не думаешь, что стражи должны знать, что кто-то охотится на них и забирает кинжалы? Это могло бы спасти чью-то жизнь.
— Они и так это знают, после того как я погостил у маркграфа Валентина. К тому же еще в августе Братство разослало нам предупреждения. Все в курсе.
— Кроме меня, — обиделся старый пеликан.
Он почти сел на своего любимого конька — дуться из-за пустяка, поэтому я решил отвлечь его вопросом.
— …Значит, ты уйдешь после того, как совершишь нечто достойное и полезное? — повторил я его недавние слова.
Он мрачно смотрел на столешницу и дергал губами. Пугало, заметив такое поведение, заинтересованно подалось вперед.
— Какая разница, Людвиг? Даже если это и так. — Проповедник сказал не то, что я ожидал. — Тебе не все равно?
— Ты мой друг, и мне не все равно.
Он снова замолчал, затем вздохнул, набираясь смелости.
— Помнишь, как мы познакомились?
— Прекрасно помню. В один не чудесный летний день, когда я увидел дым и оказался в разоренной наемниками деревушке. Я нашел тебя на пороге сгоревшей церкви.
— Наемники Александра-Августа. Они пришли к нам утром. Из-за того, что в церкви была икона в серебряном окладе. И подсвечники. И утварь. В нашей деревне эти вещи хранились больше ста лет, и я еще мальчишкой их начищал. Солдаты хотели забрать все, а я не пустил их и этим разозлил.
Я смекнул, куда он клонит:
— Только
— В том-то и беда, Людвиг. Я не знаю, — с тоской произнес он. — Быть может, они бы удовлетворились грабежом и прошли мимо, оставив нас в покое. Я был упрям и считал, что Господь должен защитить свой дом, но он, как видно, в это время был занят куда более важными делами, чем спасение каких-то селян. — Проповедник горько усмехнулся.
— Ты не виноват в смертях других.
— Возможно, ты и прав, но я не попрошу у тебя об услуге, которую стражи порой оказывают таким, как я, пока не буду уверен, что искупил свою вину.
— Их гибель — не твоя вина, — повторил я. — Те, кто умер в тот день, давно уже на небесах.
— Я рад, если это так, но мне не место в раю. Там я буду думать о том, что случилось, гораздо больше, чем здесь. Всем требуется искупление, Людвиг. Даже таким, как я. — Он встал. — Передай Вильгельму, что мне расхотелось сегодня играть в карты.
— Куда ты?
— В церковь.
Пугало было собралось увязаться за ним, но я покачал головой:
— Не стоит. Пусть побудет один.
Львенок должен был скоро вернуться, а у меня оставалось незаконченное дело. Так что я поднялся и постучал в его комнату, надеясь застать там Франческу.
— Кто?
— Людвиг.
Она открыла, пропустив меня. Ее волосы были мокрыми, и девушка сушила их полотенцем. Ванна с остывшей водой все еще стояла здесь — слуги не успели ее вынести. Огонь в кованом очаге горел ярко, даруя тепло.
— Нам надо поговорить.
Законница посмотрела на меня с плохо скрываемым раздражением:
— Тебе не кажется, что ты лезешь в дела, которые тебя не касаются?
— Если ты думаешь, что мне есть дело до тебя и Львенка, то ошибаешься. — Я старался сохранять дружелюбный тон. — У меня много своей головной боли, так что с вашей я предпочитаю не связываться, особенно если меня не просят.
— Хм… — опешила она, на секунду потеряв весь боевой настрой. — Тогда я вообще ничего не понимаю. Я считала, ты станешь убеждать меня, что стражу с законницей нельзя быть вместе. Для чего же ты здесь? Дело в моей работе? У тебя неприятности и нужна моя помощь? Я не такая уж серьезная фигура, чтобы прикрыть тебя от остального Ордена, но сделаю все, что в моих силах.
— Ты вновь ошибаешься. Все дело в кинжале. Он похож на мой, но камень в нем черный, как ночь, в которой прячутся призраки.
Ее лицо осталось совершенно спокойным, и она, сев на стул, продолжила заниматься мокрыми волосами.
— Очень красиво описал.
— Ты не отрицаешь, что видела подобный кинжал?
— Но и не подтверждаю, Людвиг. Порой в молчании куда больше толка, чем в словах. Давай я послушаю тебя и решу, о чем стоит говорить, а где лучше промолчать. Что не так с этим ножиком?