Страж

Грин Джордж Ф.

Они были счастливы, потому что любили друг друга. Потом Мача объявила, что ждет ребенка, и их счастье стало совершенным.

Незадолго до того как Мача должна была родить, Крунниука пригласили на большую встречу ольстерских вождей. Она взмолилась, чтобы он не уезжал, но он утверждал, что выбора у него нет, хотя перспектива поучаствовать в грандиозных пирах вместе со старыми друзьями и послушать их невероятно хвастливые рассказы, возможно, не казалась ему такой уж неприятной. В конце концов, со слезами и причитаниями, Мача отпустила его, однако при прощании упросила никому не рассказывать

о ее существовании, напомнив о том, как она появилась в его замке, и объяснив, что ей будет позволено остаться с ним, только если никто за стенами его жилища о ней не узнает. Он посмеялся над ней, но дал такое обещание, пошутив при этом, что ему будет нелегко промолчать о великом сокровище, которое он обрел в ее лице, и что ради нее он готов выполнить такое условие.

Он прибыл на празднество, удивив всех своих друзей, которые едва смогли признать в веселом и компанейском незнакомце того угрюмого типа, каким Крунниук был еще недавно. Все выпили за его здоровье и с удовольствием принялись пировать.

Главным событием того дня были скачки, и все говорили только о скакунах короля, сером и чалом, равных которым не было во всем королевстве. День выдался самым подходящим для таких состязаний, накануне все время шел дождь, а теперь светило теплое солнце. Дерн уже высох, и лошади летали по нему, словно лебеди над рекой. Король Эойн заранее ликовал.

— Во всей Ирландии не найдется более быстрых коней, чем мои! — раскрасневшись, кричал он хриплым от вина голосом.

Крунниук услышал его похвальбы, и почувствовал, что гордость его уязвлена. Серый и чалый оставили его собственных лошадей далеко позади, поэтому он не испытывал к королю особо теплых чувств. Он был человеком простым и не привык заглядывать дальше насущного момента, к тому же он очень гордился своей необыкновенной женой, как человек заурядный, кроме того, он был пьян.

— Ты ошибаешься, — заявил он. — Моя жена могла бы обогнать их и успела бы вернуться домой к ужину.

Он поднял кубок, приветствуя собравшихся, и все радостно загалдели.

Эойн услышал его слова и резко повернулся с искаженным от гнева лицом. Крунниук почувствовал взгляд Эойна, ожегший его, словно первый зимний ветер, и чуть не поперхнулся вином.

— Тогда пусть попробует обогнать, — произнес Эойн, в голосе его звучал металл, — а мы посмотрим. Вези сюда свою жену.

Крунниук попытался сделать вид, что ничего такого не говорил, и крикнул что-то совершенно незнакомому человеку, находившемуся на противоположном конце стола, словно тот был его братом, и направился к нему. Красивое лицо Эойна исказилось жестокой гримасой.

— Не давайте ему уйти, пока она не приедет!

Туман мигом выветрился из головы Крунниука, и до него наконец дошло, что он наделал. Он пошел на попятную, попытался свести все к шутке, стал называть себя глупцом и пьяницей, отрицал, что у него вообще есть жена, отчего король разгневался еще больше. Эойн был сильно пьян и хотел выместить на ком-нибудь накопившуюся злость, а жена Крунниука для этого подходила как нельзя лучше. Тогда Крунниук испугался по-настоящему; он упал королю в ноги, рассказал об обещании, данном жене, и взмолился о пощаде, предложив

свои земли, дом и даже жизнь взамен на снисхождение короля.

Король посмотрел на него помертвевшим взглядом, ничего не сказал и снова поднес к губам кубок с вином. В тот момент над головами собравшихся начала кружить огромная черная птица.

На следующее утро привезли Мачу. Она грустно посмотрела на мужа, а он, понурившись, качал головой, сгорая от стыда, и по лицу его струились слезы. Мача улыбнулась ему, но это была лишь тень ее обычной улыбки. Она прошептала, что прощает его, и нежно погладила по лицу. Потом она отвернулась от мужа и гордой поступью подошла к королю.

Тот посмотрел на нее налитыми кровью глазами. Она стояла, ожидая, когда он заговорит. Всех, кто были там в тот день, поразили ее осанка и красота. Рассказывали, что король посмотрел сначала на нее, потом на Крунниука, и спросил его, не скрывая презрения, какими чарами он воспользовался, чтобы заполучить такую красавицу, и как ему удавалось скрывать ее от других. Крунниук снова разразился мольбами, но король был непреклонен и осыпал его проклятиями, велев ему замолчать. Он посмотрел на женщину, в выражении лица которой читался открытый вызов, потом отвел взгляд, и, сделав знак своим конюшим, потянулся к кубку с вином и буркнул, чтобы она готовилась к состязаниям.

Когда он произнес эти слова, ее лицо побелело, она резко сдернула с плеч широкий плащ, и все увидели ее вздувшийся живот. Теперь никто не мог сказать, что ничего не знал о ее положении.

Если бы она хотя бы в тот момент взмолилась о пощаде, возможно, король бы и смилостивился, но ее голос был спокойным и рассудительным, правда, временами дрожал от переполнявших ее чувств. Она говорила с Эойном как с равным, словно он не был королем, а она — просительницей. Она говорила с ним как с человеком, на котором волею случая оказалась корона, но в тот день Эойн был королем, который случайно выглядел как простой человек. Он отмахнулся от нее, держа в руке кубок, и вино выплеснулось из сосуда широкой дугой, оставив следы на ее плаще, похожие на дорожку кровавых слез.

— Срок уже близок, — сказала она.

— Это не моя забота, — ответил Эойн, откидываясь на спинку трона и поглаживая бороду. — Твой муж оскорбил моих лошадей, а значит, оскорбил меня. Ты должна бежать.

— Я не стану этого делать. Это верная смерть для моего ребенка и для меня.

— А для твоего мужа — если ты откажешься. — Король повернулся к предводителю своего войска и показал на Крунниука, который пытался освободиться от хватки державших его солдат. — Разрубите глупца на куски, — велел он.

Солдаты ухмыльнулись и швырнули Крунниука на землю.

Мача побледнела.

— Нет! — воскликнула она. — Дайте мне немного времени. После родов я с радостью приму участие в состязании.

— Нет, — отрезал король.

Мача в отчаянии повернулась к наблюдавшим за происходящим людям, цвету ольстерских героев, мужчинам, которым честь обязывала ее защитить.

— Неужели вы не поможете мне? — взмолилась она. — Вы же видите, в каком я положении. Каждого из вас родила мать. Захотели бы вы увидеть ее здесь, на моем месте?