Страж

Грин Джордж Ф.

— У него тоже все хорошо.

Еще одна, более долгая пауза. Я уже стал беспокоиться, что к ужину мы домой не поспеем. Кухулин начал ерзать на стуле. Его рот несколько раз открывался и закрывался. Потом он вдруг открыл настоящую причину нашего визита, выпалив:

— Кто мой отец?

Кухулин всегда подходил к решению проблем, используя способ Александра в истории с гордиевым узлом. Дектера даже не поморщилась, хотя прямолинейность Кухулина заставила ее глаза немного расшириться. Потом она снова улыбнулась.

— А ты сразу переходишь к делу.

Сказав то, что хотел сказать, Кухулин онемел. Он не смог бы повторить свой вопрос, даже если бы речь

шла о спасении его жизни, но он никогда бы не пожалел, что его задал. Он сидел рядом с ней, совсем ребенок, полный плохо скрытого напряжения, молчал и кусал нижнюю губу. Она посмотрела ему прямо в глаза.

— А ты кого бы хотел видеть своим отцом?

Никто из нас не ожидал такого вопроса. Дектера ждала, скажет ли что-нибудь Кухулин, но, казалось, что он скорее лопнет, чем выдавит из себя хоть слово. Она слегка пожала плечами.

— Можешь считать, что это Конор. Или Суалдам. Или Луг. Найдутся люди, которые предоставят тебе целый список других подозреваемых. Вариантов очень много. Кого бы ты предпочел?

Кухулин сжал кулак и стукнул им о колено. Скорее всего, я в тот момент сидел с разинутым ртом.

— Но я хочу узнать правду. Я хочу узнать ее от тебя, чтобы не было никаких сомнений, — сказал он прерывающимся от волнения голосом.

— Почему?

— Потому что …я… — Он или не мог ответить или же просто не знал, что сказать. Кухулин сглотнул и поднял глаза. Потом он произнес, медленно и тихо, словно молитву: — Потому что, если я буду знать, кто мой отец, то пойму, кто я.

— Разве тебе недостаточно, что ты будешь величайшим воином Ольстера на все времена?

У пророчества Каффы оказались крылья, которые донесли его даже до этих мест.

— Нет, этого недостаточно, — ответил Кухулин, и костяшки его пальцев побелели от напряжения. — Недостаточно, если я не узнаю, кто я. Когда обо мне будут слагать песни, там будут такие слова: «Кухулин, сын Конора» или Луга, или кого-нибудь еще, и мне все равно, чьим сыном меня назовут, и неважно, правы они будут или нет, но для себя я должен знать правду — он впился в нее взглядом. — Я хочу знать, откуда я.

Она покачала головой.

— Тебе этого лучше не знать.

— Поверь мне, я сам пойму, нужно ли мне это.

Дектера молча сосредоточенно смотрела на него так долго, что мне показалось, будто прошел целый час. Потом черты ее лица разгладились — она приняла решение.

— Я расскажу тебе кое-что, и этого должно быть достаточно. Когда приемные матери забрали тебя от меня, они отвезли тебя в Туату. Все свое детство ты провел вместе с ними. Именно там ты научился всему, что умеешь и знаешь сейчас, именно благодаря их науке тебе известно больше, чем обычно знает мальчик твоего возраста. Кроме того, время там идет медленнее, следовательно, хотя с точки зрения человеческой жизни тебе только девять лет, сердцем и умом ты в два раза старше. Именно поэтому сейчас ты уже стал воином, и именно поэтому ты сражаешься с мужчинами, которые вдвое больше тебя, и побеждаешь их. Это все, что я могу сказать. Выводы ты должен сделать сам.

— Но…

Больше из нее ничего не удалось вытянуть. Кухулин упрашивал ее, изводил вопросами, даже пытался хитростью заставить сказать правду, но больше она не сказала ни слова. Затем она взяла меня за руку и повела нас ужинать. Во время трапезы все чувствовали себя очень неловко, Дектера говорила с Кухулином лишь тогда, когда речь не шла о личности его отца, когда же он пытался снова подвести разговор к этой теме, она принималась разговаривать со мной —

так, словно кроме нас с ней за столом больше никого не было. Мне она показалась просто очаровательной, и я поймал себя на том, что мечтаю, чтобы Кухулин хотя бы ненадолго заткнулся и пошел куда-нибудь погулять, чтобы мы с ней могли познакомиться поближе. Потом я застыдился своих мыслей, еще через какое-то время решил, что стыдиться совершенно нечего, и в конце концов вообще перестал забивать себе голову всякой ерундой, а вместо этого напился. Дектера поощряла такое мое поведение, смеялась над моими шутками и вообще делала все, чтобы я почувствовал себя потрясающим парнем, в результате чего мы настолько взбесили Кухулина, что он, плюнув, пошел прогуляться.

Дектера проводила его долгим взглядом, потом повернулась и заговорила так тихо, что мне пришлось наклониться к ней поближе, чтобы расслышать ее слова. У нее оказалось очень приятное дыхание.

— Ты его друг. Позаботься о нем вместо меня, потому что сама я этого сделать не могу.

— Хорошо.

В этот момент, если бы она меня попросила, я был готов встретиться лицом к лицу с псом Куллана и оторвать ему яйца.

Лицо ее стало серьезным.

— Есть много вещей, о которых он никогда не узнает, и есть много других вещей, о которых ему станет известно, но он не поймет их. Он считает, что все это имеет какое-то значение, но в конце концов ему станет ясно, что это совершенно неважно. Однажды он перестанет задавать вопросы и просто будет недоумевать. Я бы хотела, чтобы ты помог ему разобраться во всем.

У меня не было ни малейшего представления, о чем она говорит.

— Я готов выполнить любое ваше распоряжение.

И неважно, что я не имел представления, что это может быть за распоряжение. Ее лицо еще приблизилось ко мне. Губы были влажными и совсем близко от моих.

Она рассмеялась.

— Ты хороший человек, — сказала она, — хотя и делаешь все, чтобы это скрыть.

Она заглянула в мои глаза, и мое сердце вздрогнуло, словно румпель корабля, ударившегося о скалу. В комнату вернулся Кухулин. Наверное, мы выглядели немного подозрительно. Возможно, я даже пялился с пьяным вожделением на его мать. Он скривился и дернул головой.

— Пойдем. Скоро будет совсем темно. Нам нужно отправляться в путь.

— А разве вы не останетесь? Вам уже постелили.

Я закивал, как идиот, а потом увидел выражение лица Кухулина и начал чесать затылок, делая вид, что причина кивков скорее связана с наличием паразитов, чем с желанием выразить свое согласие. Дектера слегка пожала плечами и подошла к Кухулину.

— Спасибо тебе. В добрый путь.

Он стоял перед ней, вытянувшись и опустив руки. Она наклонилась и нежно потерлась щекой о его щеку. Я был уверен, что Кухулин бросится к ней в объятья, но он вовремя спохватился и его руки даже не поднялись.

— Ты приедешь снова, — сказала она.

Я не понял, было ли это приглашением или утверждением.

Когда мы отъезжали, я оглянулся и увидел, что Дектера стоит под аркой, венчавшей вход в замок, и машет рукой. Я поднял руку в прощальном жесте, при этом чуть не свалившись с колесницы. Кухулин недовольно шмыгнул носом, но оборачиваться не стал.

— Она прощается с нами и желает нам быстро добраться, — сказал я.

Он промолчал, уставясь в опускающиеся сумерки.

— Ну и хорошо, — наконец произнес он. — Не нужно мне было приезжать. Больше мы никогда с ней не увидимся. Кем бы ни был мой отец, он великий человек — все об этом говорят. Думаю, что этого мне вполне достаточно.