Страждущие мужевладелицы
Шрифт:
Что Ольга могла влюбиться въ Чарницкаго, хотя онъ и совсмъ другого поля ягода, разумется, вполн понятно и непредосудительно: отчего двадцатипятилтней двиц «съ темпераментовъ» и не влюбиться въ красиваго офицера? Но – вотъ что удивительно: эта поборница свободнаго чувства, эта противница крпкихъ любовныхъ цпей, оказывается затмъ столь же требовательною и убжденною мужевладлицею, какъ и капризная салонная фея, Нина Безпалова. Разница только въ томъ, что Нина коверкаетъ жизнь молодого талантливаго ученаго, – и вс ее за то проклинаютъ, a Ольгу прихоть ея пристроила коверкать жизнь молодого и не очень блестящаго офицера, и г-жа Вербицкая негодуетъ… на Ольгу? Анъ, нтъ: на офицера, – какъ онъ сметъ, чтобы рукамъ необыкновенной Ольги было трудно ломать его, въ качеств живой куклы. Совсмъ – «ужъ такъ-то ли мн было жаль тебя, маменька; ты такъ устала, колотя папеньку»…
Да простится мн еретическое мнніе: какъ ни плоха жалкая Нина Безпалова, но однимъ своимъ достоинствомъ даже она лучше и человчне идеальной Ольги. Она очень глупо повисла на ше своего Романа, загубила жизнъ и свою, и его, по крайней мр, безумствуя, чувствовала и сознавала, что это
Пробывъ у Ольги въ гостяхъ нсколько дней подърядъ до трехъ часовъ утра (плюсъ обязателъная ночевка съ субботы на воскресенье), Чарницкій, «чувство въ сангвинической натур котораго не могло долго держаться на одной высот», осмлился замтить невст, что «нельзя же постоянно лизаться», «надо выспаться», – драма. Собрался пойти къ знакомымъ, – драма съ бранью, истерикою, швыряньемъ вещей. Пріхалъ къ Чарніщкому братъ-мальчикъ лтъ двнадцати. Ольга ненавидитъ мальчика за родственную близость къ Чарницкому и считаетъ съ своей стороны чуть не подвигомъ, что она хоть вжлива съ бднымъ подросткомъ. Чарницкій иметъ хорошія, добрыя чувства къ своей далекой семь. Ольга ненавидитъ семью Чарницкаго именно за эти добрыя чувства. Чарницкому понравилась картина, изображавшая цыганку, – Ольга устроила ему бшеную сцену ревности даже на улиц. Затмъ пошли безобразныя драмы изъ-за каждой встрчной женщины, знакомой ли, незнакомой ли: изъ-за каждаго случайнаго женскаго взгляда, привлеченнаго красивымъ офицеромъ. Человкъ честный, врный, любящій, безупречно порядочный и правдивый, терпитъ безсмысленныя нравственныя пощечины изо дня въ день, изъ часа въ часъ.
За что? во имя чего? Что онъ получаетъ за это?
– Я не семьянинка, пойми меня… Я была безсильна бороться со страстію… Но мн не хотлось измнять своимъ принципамъ никогда… даже въ самыя высокія минуты наслажденій…
– Этотъ день пропалъ… Этотъ вечеръ погибъ… безъ любви и ласки, безъ радостей, въ ссор… A много ли y меня этихъ дней впереда? Вдъ скоро всему конецъ…
Если бы Чарницкій былъ просто чувственнымъ любовникомъ безъ совсти и деликатности, онъ, разумется, заботился бы объ одномъ: покуда Ольга ему нравится, держать «чувства своей сангвинической натуры» на достаточной высот, чтобы «высокія минуты наслажденій» выпадали «несемьянинк» въ какъ можно большемъ количеств, a антрактовъ для ревности случалось какъ можно меньше. Но, повторяю, этотъ человкъ ршительно не въ состояніи понять, какъ это порядочные мужчина и женщина, отбывъ періодъ любви, точно какую-то службу другъ передъ другомъ, потомъ возьмутъ и разбгутся въ разныя стороны, какъ ни въ чемъ не бывало. Онъ твердо стоитъ на томъ, что, взявъ любовь честной двушки, онъ принялъ на себя въ отношеніи ея неразрывныя семейныя обязательства. Удивительно вотъ что: толкуя все время о своихъ оринципахъ и о томъ, какъ уйдетъ она отъ любви къ «длу», Ольга хоть бы разъ задала себ вопросъ: a нтъ ли y человка, которымъ я завладла почти насильно, тоже своихъ принциповъ, не позволяющихъ ему сходиться со мною, только какъ съ временной любовницей? Нтъ ли y него своего «дла» въ жизни, которое требуетъ его къ себ съ неменьшею властностью, чмъ ея будущее, многоглаголивое; но вчно трагикомически отсроченное «дло»?
Ради сознательно и предвзято временной связи Ольга ставитъ Чарницкаго въ необходимость разссориться съ горячо любимою семьею. У Чарницкаго жалкая служба (межевой инженеръ), но лучшей негд взять. Даютъ ему командировку, – Ольга не пускаетъ: нельзя ей остаться безъ «минутъ высокихъ наслажденій». Изъ жизни Чарницкаго вынуто буквально всякое содержаніе. Ему даже музыка воспрещена, потому что отнимаетъ время y поцлуевъ. Онъ – любовный аппаратъ и только таковымъ обязуется себя понимать и чувствовать. Все что въ Чарницкомъ чуждо любовнаго о ней помысла, Ольга, съ самою откровенною яростью, ненавидитъ, презираеть, воюетъ со всмъ тмъ не на животъ, a на смерть. Совершенно та же логика любви y глупенькой Нины Безпаловой, которая ненавидитъ науку своего мужа, его лабораторію, его сотрудниковъ, его книги,
– А! Ты бунтовать? У тебя свои мннія? свои знакомые? свои вкусы? разлюбилъ?! Такъ вотъ же теб! Помни на всю жизнь, что я твоя жертва, a ты мой убійца!
И – глядь: нахлебалась ни съ того, ни съ сего нашатырю, опіума, сулемы или другой мерзости…
Рабство чувства – и ревность, ревность, ревность! сцены, сцены, сцены! драмы, драмы, драмы!.. И все – «изъ-за выденнаго яйца», какъ опредляетъ каторгу своей жизни Чарницкій.
Любопытно, что всмъ глупымъ и тупымь, недостойно сладострастнымъ рабствомъ своимъ эти злополучные все же не въ силахъ внушить своимъ владычицамъ хоть искру доврія. Нина Безпалова отравилась, вообразивъ своего, ни въ чемъ неповиннаго, Романа измнникомъ, – ей даже и въ голову не пришло, что надо бы хоть объясниться что ли съ мужемъ, проврить, что и какъ… Ахъ, кузина упрекаетъ меня, что я дурно обращаюсь съ мужемъ! Ахъ, значитъ, онъ жаловался на меня кузин! Ахъ, значитъ, онъ съ кузиною откровенне и ближе, чмъ со мною! Ахъ, значитъ, онъ измнилъ! Ахъ, значитъ, не хочу жить на свт!.. За Чарницкимъ Ольга слдитъ по незнакомымъ домамъ, подглядывая въ оконныя щели… и сцены, сцены, сцены! драмы, драмы, драмы!.. И это жизнь? Это любовь? Это честныя супружескія отношенія? «Пудель, на что врная собака, и тотъ сбжитъ»!
Но мужчины кисти г-жъ Вербицкой и О. Шапиръ, Чарницкій и Безпаловъ, въ особенности первый, оказываются выносливе пуделей. Чмъ имъ круче приходится отъ влюбленныхъ владычицъ, тмъ они смирне покорствуютъ любовной власти. Случайно вырвавшисъ изъ своего семейнаго ада въ командировку, Чарницкій соблюдаетъ по отношенію къ Ольг врность Тогенбурга, a она издалека шпигуетъ его письмами, полными того ядовитаго ревниваго «великодушія», отъ котораго человку честному и самолюбивому можно съ ума сойти. И все это – опять-таки, точь въ точь по рецепту Нины Безпаловой: безъ данныхъ, безъ проврки, по однимъ слухамъ, предчувствіямъ, по молв людишекъ, которыхъ Ольга сама презираетъ. Ея любовникъ для нея богъ, но послднему червю, пресмыкающемуся y ногъ его, больше вры, чмъ этому богу.
Скажутъ:
– Но вдь ревнивыя опасенія какъ Нины, такъ и Ольги, въ конц концовъ, сбылись, какъ правдивый голосъ безошибочнаго инстинкта. Ихъ мужья, оставшись вн надзора, измнили-таки своимъ владычицамъ…
Увы, да! Но и – увы! не по другой какой причин, какъ именно, что «пудель, на что врная собака, и тотъ сбжитъ». Жертва упрямой и неосновательной ревности, мужчина ли, женщина ли, не можетъ безконечно отдавать свою душу, свои нервы на медленное съденіе безумію даже беззавтно любимаго человка. По крайней мр, не можетъ безъ страшной усталости, и нравственной и физической. А, гд усталость, тамъ и реакція чувства, тамъ и потребность отдыха. Что съ этою потребностью можно успшно бороться, – врно. Но еще врне, что, ослабвъ въ борьб, усталый отъ ревниваго пиленія, отъ назойливо внушаемаго и провряемаго чувства рабской принадлежности, человкъ весьма легко падаетъ иной разъ, самъ того не ожидая, нечаянно и почти что невинно. Честна и прекрасна Дездемона; оклеветанная, безвинно умерла она, – жаль бдняжку Дездемону! A все-таки, пожалуй, судьба поступила не глупо, допустивъ ее умереть за небывалую любовь. Потому что, не ршись Отелло убить Дездемону, ревность его не умерла бы, но только размнялась бы по мелочамъ. И вотъ – прошло нсколько недль. Отелло замучилъ бдную женщину дикими сценами, гримасами, нелпо язвительными разговорами о платк, замучилъ до одури. Пылкой венеціанк жутко отъ пустой, оскорбительной жизни безъ любви, жизни, отравленной безсмысленными, придирчивыми обидами. A Kaccio хорошъ и добръ. A Лодовико красивъ и великодушенъ. И – о, какая длинная пара роговъ выросла бы, въ конц концовъ, на черномъ лбу ревниваго мавра!.. И одною прелюбодйною женою стало бы больше на свт, и однимъ возвышеннымъ образомъ женскаго благородства меньше въ царств поэзіи. Тонко и умно спрашиваетъ въ «Дворянскомъ гнзд» Лаврецкій Лемма о шиллеровскомъ «Фридолин»:
– A какъ вы думаете: вдь, тутъ-то, какъ графъ привелъ его къ графин, Фридолинъ, и сдлался ея любовникомъ.
Потому что нтъ чувства, боле тяжко и обидно угнетающаго, чмъ безпричинная ревность, – животное отсутствіе уваженія и доврія къ человческому достоинству любимаго существа. Гд безвинное оскорбленіе, тамъ и инстинктивно мстительный отпоръ на него, созрвающій иной разъ даже незамтно и безсознательно для того, въ чьей угнетенной душ онъ родится.
Возможны два отношенія къ близкому человку.
Одно – положительпое:
– Я люблю тебя, – поэтому врю, что ты честенъ (честна) и вренъ (врна) мн, и буду врить, если ты не разрушишь моего доврія измною.
Другое – отрицательное:
– Я люблю тебя, – доказывай же мн изо дня въ день, изъ часа въ часъ, изъ минуты въ минуту, что ты не негодяй (-ка) и не развратникъ (-ца), иначе я не могу имть къ теб доврія ни на кончикъ мизинца.
Презумпція порядочности любимаго человка и презумпція его всенепремнной половой подлости. Мужчины и женщины разумные живутъ первою. Женовладльцы и мужевладлицы терзаютъ себя и другихъ второю.