Стражи: Gelidus Corde

Klavinia

«Наконец-то, свобода», — облегченно вздохнул я.

— Звонить? — стражница достала свой телефон.

Я восторженно кивнул. Через полчаса нам привезли самую вкусную еду на свете, которую я когда-либо ел.

«Кроме той яичницы», — незаметно промелькнуло у меня в голове.

Поглощая пепперони, мы разводили краски разных цветов. Кетерния бегала по комнате и тыкала в разные стены, говоря, какой краской будет лучше красить. Я лишь соглашался, потому что ничего не смыслил в этом. В конечном итоге мы стояли, одетые в самую странную одежду на свете и вооруженные

валиками. Стражница включила подвижную музыку, и мы начали красить. Две стены в гостиной должны были олицетворять огненных и ледяных стражей, поэтому мягкий градиент от глубокого пурпурно-синего до мягкого голубого затопил одну из стен. Стражница пошла переключать песню, а я засмотрелся на нашу работу. Чертовка приблизилась ко мне сзади и мазнула кисточкой по щеке. Я с хохотом погнался за ней, перепрыгивая диван, спотыкаясь и падая на пуфик. Она громко смеялась, подходя ко мне.

«Ты еще получишь свое», — подумал я, притворяясь, что мне трудно встать.

Кетерния приблизилась, тогда-то я схватил ее, притянул к себе и измазал голубой краской ее руку от запястья до локтя. Она отбивалась, разрисовывая мне брови и волосы. Не стоит говорить, что после такой драки вся комната была просто в ужасном состоянии.

— Я давно так не смеялась, — сказала Кетерния сквозь слезы. — Хватит строить рожи! Хах, твои брови.

Она достала телефон и сфотографировала нас вместе. Мы сели на пол, не волнуясь о нашей одежде. Стражница улыбалась, а я продолжил смешить ее, комментируя фотографии.

— У меня идея, давай закончим стену огненных стражей и начнем делать третью, — она решительно поднялась и схватила новый валик.

Я думал, что теплые цвета не будут сочетаться с холодными, но Кетерния смогла подобрать все для полной гармонии. Наконец она подошла к третьей стене и в задумчивости стояла перед ней, оперев голову на кулак.

— Что мы будем делать с этой стеной? — спросил я, подходя к растрепанной и разноцветной чертовке.

— Давай оставим ее белой…

Я не выдержал и рассмеялся.

— Это и есть твоя грандиозная идея? Ничего с ней не делать?

Она дала мне затрещину валиком. Я схватился за ударенное место.

— За что?

— Дослушай сперва, одноклеточное, — она нахмурилась, занося руку для повторной атаки.

— Мне кажется, что ты можешь использовать этот валик как свое постоянное оружие. У Стефана хлыст, а у тебя валик!

Она снова ударила меня, начиная смеяться.

— Точно, синий валик! Виноват! — я убежал в сторону, готовый защищаться.

Она кинула свое орудие пыток, но, к моей удаче, промазала. Она недовольно цыкнула, смеряя меня самым надменным взглядом, на который была способна, и снова повернулась к стене. Я подошел к ней и положил локоть на плечо, облокачиваясь на нее всем весом.

— Ну, так что ты предлагаешь?

— Пусть каждый из нас четверых оставит здесь свою руку, а остальное пространство заполним совместными фотографиями, чтобы помнить все приключения. Мне кажется, что это будет выглядеть здорово, — задумчиво сказала она, недовольно сбрасывая мою руку.

Я глянул на нее. Мне

показалось, что в ее словах проскочила некоторая грусть. Ее взгляд был сосредоточен на стене; она не отводила затуманенных глаз от белого полотна.

«Побочный эффект стирания памяти?» — заволновался я.

Кетерния повернулась ко мне, слабо улыбнувшись. Туман в глазах пропал, они снова ярко сияли золотыми звездочками.

«Показалось», — облегченно подумал я.

— Как идея? — спросила стражница.

Я ухмыльнулся.

— Отлично! Готовь свой валик!

Она треснула меня по голове, засмеявшись.

Через пару минут мы с ней выбирали цвета, которые предназначались для наших ладошек на стене.

— Я хочу фиолетовым, — сказала Кетерния, хватаясь за тюбик.

— Но ты ведь огненный страж, — протянул я, роясь в красках, пытаясь найти какой-нибудь красивый синий.

— И что? — она глянула на меня, приподняв бровь.

— Ну, тебе нужно какой-нибудь теплый цвет взять, — кинул я, выуживая синий, похожий на вечернее небо, когда солнце село, но еще не так темно, как ночью.

— Это расизм, — сказала Кетерния, все же откидывая фиолетовый в сторону. — И какой мне взять тогда? Я не люблю красный или рыжий, они слишком… Противные, что ли! И зеленых у нас немного.

— Возьми золотой, — я кинул ей бутыль; девушка легко поймала ее и засмотрелась на этикетку.

— Думаешь, мне по характеру подходит золотой? — она закусила губу, не отрывая взгляда от краски.

— Ты взрывная и злишься так, что, кажется, спалишь все вокруг. Поэтому я бы сказал, что твой цвет — красный, но в остальном ты — чистое золото, — она внимательно посмотрела на меня. — Светишься от счастья, сияешь на солнце, говоришь такие слова, от которых сразу светло на душе…

Закончив, я глянул на нее и замер, увидев ее взгляд. Слегка покраснев, я запустил руку в волосы, прикрывая предательский румянец.

— Ну, это чисто мое субъективное мнение, — промямлил я, выливая синюю краску на поддон.

Девушка некоторое время молчала. Я заметил, что она так и не отвела взгляд.

«Отвернись уже, боже! Надо же было сболтнуть», — корил я сам себя, готовясь опустить руку в краску.

Наконец, она вздохнула и отвернулась.

— Раз ты считаешь, что золотой мне подходит, то, так и быть, пусть будет золотой, — Кетерния, слегка покраснев, повторила мои действия.

— Ну, и куда конкретно будем ставить наши божественные ладони? — спросил я, держа чистую руку под грязной, чтобы на пол не капало.

— Просто вытяни руку и поставь, чего париться, — стражница быстро впечатала руку в стену, аккуратно наклоняя ее, чтобы краска легла ровно. — Готово!

Моя ладошка расположилась несколько выше из-за нашей с Кетернией разницы в росте, но выглядело неплохо. Мы, постояв несколько минут перед двумя сияющими пятнами краски, занялись поверхностной уборкой: глубокую очистку оставили на Женю. Через час усиленных трудов и тщетных попыток смыть краску с рук, мы стояли в прихожей. Кетерния надевала свои боты, широко зевая. Было уже достаточно поздно.