Стражи времени
Шрифт:
— Извини, Антоха, я ведь не знал, что так получится, — Бородин виновато посмотрел на товарища, — Я ведь Вахтанга рвался спасать, да не успел малость. У него на квартире девчонка одна была, так она на кухне под столом пряталась, когда убийца в Дадуа стрелял. Представляешь?
— Представляю, — без всякого энтузиазма отозвался Зубарев. — Когда стало известно, что Дадуа убили, туда столько начальства понаехало. Всё в квартире перевернули вверх дном. Сначала убийца всё, до последнего закаулка обшманал, потом приезжие чины в погонах постарались. Там до сих пор ещё соседей допрашивают, очевидцев
— Мигун героем ходит? — задохнулся от возмущения Бородин. — Да ведь это он Вахтанга и убил! У меня доказательства скоро будут. Я ведь был там, девицу эту, Мадину, которая у Дадуа остановилась, в общежитие институтское вывез оттуда. Поэтому и задержался!
— Подожди, Семён! — Зубарев встал и, налив из крана кружку холодной воды, жадно выпил. — Тут, Сеня, дело непростое. Там, друг Бородин, трупы полковника Коняева и его ребят нашли. Милиция, когда приехала, они как раз с места преступления смывались. Завязалась перестрелка. Вся опергруппа с Петровки полегла. Орудовец пал, что на выстрелы с перекрёстка, где дежурство нёс, примчался. Один Мигун в живых и остался.
Бородин, взявшись за голову, потрясённо молчал.
— Меня сразу после пожара врач осмотрел, — продолжал Антон. — А я еле стою. Ни жив, ни мёртв, насилу до дому добрался. А тут снова на службу вызывают, Вахтанга убили. Пришлось ехать. Я тебя, Сеня везде искал, а тебя нет нигде. Как исчез с пожара, так и след твой простыл.
— Да был я у дома Вахтанга, был! — в сердцах воскликнул Семён. — Видел вас всех, но я Мадину, девушку, что в институт поступать приехала, бросить не мог. В память о Вахтанге, которого я не уберёг, бросить не посмел. Если бы, я её там оставил, арестовали бы её, как пить дать, арестовали бы. Вовек не отмылась бы потом!
— Жалостливый ты, — поморщился Зубарев. — О себе бы лучше подумал, ты по инструкции должен был действовать, а не о девчонках думать! Смотри, как бы не пожалеть тебе о своих необдуманных поступках! Ты машину зачем самовольно из Лубянского гаража угнал? А пожар, за каким чёртом сотворил? Тебе, что больше всех надо? Инструкции, прежде всего, сколько тебя учить нужно?
Семён бросил на Антона презрительный взгляд, хотел огрызнуться, но сдержался и промолчал.
— Ты, Семён по инструкции служебную записку составить должен был, А тебя на месте не было. Ты бумагу составь сейчас, а завтра к делу приобщи, номерок ей присвой. Что бы честь по чести всё было, — продолжал давать указания Зубарев.
— А что же ты сам, Антоша, рапорт не составишь? — Заглянул в глаза друга Бородин. — Ведь, это ты начальником охраны у Дадуа числился, или, ответственности боишься?
— Ничего я не боюсь, — Антон опять схватился за голову и страдальчески поморщился. — Я сейчас по случаю ранения головы нахожусь на излечении. Мне врач мазь специальную и таблетки обезболивающие прописал, освобождение от службы на пять суток выдал. Ну, сам подумай, какой из меня сейчас вояка?
— Никакой, — угрюмо согласился Бородин. — Хорошо, я поду в квартиру Вахтанга и там составлю служебную записку и рапорт, доволен?
— Семён, а можно вопрос? —
— Знаю, точно знаю, — Бородин, обещавший Воронцову молчать о его прибытии из будущего, не осмелился нарушить данное Сергею слово. — Знаю, и всё тут!
— Ни хрена ты не знаешь, Семён, — Зубарев горестно усмехнулся. — Слеп и глух ты, как старый замшелый пень. Не видишь ничего дальше собственного носа, а ещё чекист!
— Ты что, друг Антоха, несёшь? Заткнись, и без тебя тошно, — Бородин покрутил пальцем у виска, — совсем с ума сошёл? Прёшь на старого друга, как танк.
— Предатель твой старый друг, Сеня. — Зубарев поднял на Семёна полные душевной боли глаза. — А ты и не знал!
— Ты чего городишь, Антон? — враз охрипшим голосом спросил Бородин, — Что за шутки?
— Это не шутки! — Антон наклонился через стол, вперив в Бородина взгляд безумных глаз, — Я во время войны в плен попал в бессознательном состоянии. Абверовец один вылечил меня, заставил на себя работать. Мигун тоже там был. Мы с ним одни из всего эшелона, что штрафбатовцев на фронт вёз, в живых остались. Да, и не Мигун он вовсе. Борзяк, его фамилия. Бандит он и убийца, уголовная рожа! Фриц этот нам побег липовый из плена устроил. Меня ранили во время побега, чтоб правдоподобно всё выглядело. Болел я долго, чуть не помер.
Антон рассказывал взахлёб, перескакивая с одного на другое, возвращаясь к уже сказанному по несколько раз. Впервые за последние годы Зубарев говорил правду. Сейчас он не играл какую-то роль. А был самим собой. Страшное напряжение, презрение к самому себе слабели, уступая место странному спокойствию и безразличию. Всю свою душевную боль Антон переложил на плечи своего старого, ещё довоенного друга Семёна Бородина. И он принял этот груз, не отошёл и не сбросил его обратно.
— Как ты мог?! — Бородин отвернулся, не в силах противостоять жгучему желанию, тот час плюнуть в лицо Антону, — Как же ты мог?
— А что было делать, Семён? — Антон схватил Бородина за плечи, — Погибнуть? Пасть смертью храбрых? А моя семья? Жена, маленькая дочка?
— Да, погибнуть, да, пасть смертью храбрых! — оттолкнув руки Антона, закричал Бородин, — Как ты сможешь объяснить всё жене, как ты можешь после этого смотреть в глаза дочери, Антон?
— Но я ничего не делал, не вредил, не доносил, не собирал разведданные для Абвера, — Антон снова осторожно потрогал забинтованную голову, — Этот фриц нас с Мигуном не беспокоил. Мы уж думали, что он погиб, или забыл о нас, как вдруг он объявился на пороге моей новой квартиры.
— А ведь это я тебя после партизанского отряда проверял. — Семён поднял на Зубарева тяжёлый взгляд. — И тебе, и дружку твоему, лже-Мигуну, зелёную улицу устроил. Поверил я тебе, Антон, дознание вёл чисто для проформы. Так, что я, такой же, мерзавец, как и вы с Мигуном. Из-за моей халатности погиб светлый человек, Вахтанг Дадуа.
— Ты так говоришь, потому, что у тебя семьи нет. Ни жены, ни детей не имеешь, ответственности не перед кем не несёшь! — Антон подошёл к окну, открыл створку и подставил ветру горящее лицо. — Я сейчас, Семён, застрелиться хочу, как мне погано. Но не могу, девок своих жалко.