Стрекот цикад
Шрифт:
– Слово «постичь» какое-то неправильное, не к месту здесь. По-моему, такие картины воспринимаются на уровне интуиции – чувственно, что ли.
– Может, эмоционально? – подсказал он.
– Верно – эмоционально. Когда я была в Греции, мне запомнилась символизирующая музыку эмблема: сидящая на арфе цикада. Потом я прочла легенду, откуда это изображение возникло. Существует миф о соревновании двух древнегреческих музыкантов – Эвна и Аристона. Вы его знаете?
– Что-то смутно припоминаю, – неуверенно сказал он.
– О, это красивая и поэтическая история. Однажды два знаменитых древнегреческих музыканта соревновались
Боже мой, какой у нее голос… Чарующий, волшебный, словно у феи из сказки, пронеслось у него в голове.
– Вы, наверное, хотели приобрести этот альбом, а я вам помешала, – вздохнула она.
– Хотел. Помешали. Однако с удовольствием его вам уступлю.
– Неужели уступите? – недоверчиво переспросила она.
– Позвольте мне быть джентльменом, – усмехнулся он. – Вы не поверите, сегодня я все утро читал статьи про цикад – таких, как на картине Ци Байши. Занятно, не правда ли?
– Действительно, замечательное совпадение. Возможно, даже неспроста. А вы что, интересуетесь энтомологией?
– Отнюдь нет. Мой конек филология. Просто цепь случайных совпадений. Во дворе под окном оглушительно пели цикады. Антициклон. Ясное небо. Тепло. Погода сходит с ума и цикады вместе с ней. Вот мне и взбрело в голову о них почитать.
– Погода и в самом деле нас радует, – она смотрела на него с явным интересом.
– Разрешите представиться – Александр, – он наклонил голову и мысленно щелкнул каблуками.
– Маргарита, – улыбнулась она.
Он судорожно искал тему для продолжения разговора, чтобы не выглядеть примитивным ловеласом, но тут, энергично жестикулируя, через весь зал его принялся звать Вениамин.
– Кажется, ваш друг соскучился, – заметила она.
– Одну минуту, не уходите, я быстро, – пробормотал он и поспешил к приятелю.
– Мы сейчас всей компанией в ресторан, – сказал Вениамин. – Открытие выставки отмечать. Ты с нами? – Ухватив упиравшегося приятеля за рукав ветровки, он не отпускал его и потащил вслед за группой художников, направившихся к выходу.
– Иди, я сейчас догоню.
Он, наконец, вырвался из рук Вениамина и кинулся к прилавку. Но Маргариты там уже не было.
– Тут девушка стояла, где она? – обратился он к пожилой продавщице.
– Девушка?
– В длинном платье и светлой кожаной куртке, с распущенными темными волосами.
– Действительно, была. Постояла немного, купила альбом и ушла.
Он бегом бросился к двери, выскочил во двор, обогнал художников, целеустремленно двигавшихся в ближайшую ресторацию и горячо обсуждавших состоявшийся вернисаж; бегом пробежал через обе арки и второй двор и остановился на улице, оглядываясь по сторонам в надежде отыскать в толпе прохожих поразившую его незнакомку. Увы, ее нигде не было видно. Страшно разочарованный, он присоединился к своему приятелю, который о чем-то энергично спорил с шедшим с ним рядом бородатым художником, вероятно, тоже делился впечатлениями. В пылу спора Вениамин иногда обращался к своему другу, однако погруженный в свои мысли
Проснулся он в абсолютно незнакомом месте. Большая квадратная и пугающе неизвестная комната с экзотическими африканскими масками на стенах и огромной медной люстрой под потолком выглядела чужой и малообжитой. Люстра, весьма затейливой формы и явно старинная, по всей видимости, была переделана в электрическую из бывшей керосиновой. Все это было довольно странно, ибо ни у кого из его знакомых дома подобной выдающейся люстры не наблюдалось. Он долго пытался сообразить, где же все-таки находится. Напрягало то, что он лежал одетый посередине широкой кровати между двумя неподвижными телами, завернутыми в одеяло и плед. Лежал, не двигаясь, ибо любое движение отдавалось пульсирующей болью в затылке. И даже пошевелиться сил не было.
Наконец он с трудом повернул голову влево: рядом с ним сном праведницы спала молодая брюнетка. Он тяжело вздохнул. Мало того, что мысли в мозге ворочались, как тяжелые камни, так еще и в голове гудело, шумело и стучало, словно невидимый дятел долбил его черепную коробку стальным клювом. Он посмотрел направо: здесь сладко спала хорошенькая блондинка, из ее слегка приоткрытого ротика доносился негромкий храп. Это куда же меня занесло?! С тоской думал он, осторожно выползая из кровати, чтобы не разбудить девиц. Частный бордель, что ли?.. Он ступил босыми ногами на пол, огляделся, увидел кресло и буквально рухнул в него. Его подташнивало, кружилась голова, а пол уходил из-под ног, как во время морской качки. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Черт, сколько же я вчера выпил?.. Всегда знал норму – и вдруг такой облом. Мало того, что проснулся в совершенно неизвестном месте с двумя девицами под боком, так еще и ничего не помню. Ну, как жить?!
Во рту было сухо, как в Сахаре, шершавый язык походил на наждак. С усилием он поднялся на ноги и отправился искать кухню, надеясь припасть к животворному водному источнику. Однако дверь из спальни вела не в коридор, как он надеялся, а в другую комнату, обставленную под гостиную. Причем сама комната имела необычную пятиугольную форму – иногда подобная конструкция встречается в домах начала прошлого века. И опять его взгляд остановила причудливая медная люстра под потолком; тоже, вероятно, бывшая керосиновая, автоматически отметил он. На коротком диванчике, скорчившись в позе эмбриона, лежал тот самый бородач, с которым Вениамин вчера общался на вернисаже. Бородач услышал его шаги, приоткрыл один глаз, хриплым голосом произнес: «Минералка в холодильнике на кухне», – и тотчас снова заснул.
Александр миновал пятиугольную комнату и очутился в широком коридоре, из которого вели четыре двери. Из одной он только что вышел. Приоткрыв вторую, увидел грандиозный унитаз, на котором в прежние годы можно было гордо восседать «орлом», что считалось чрезвычайно полезным для дефекации. Тут же ощутив соответствующий позыв, он с благодарностью воспользовался фарфоровым монстром и снова вышел в коридор. Следующая дверь вела в ванную комнату, где на четырех медных лапах стояла огромная старинная ванна, вся в зеленоватых разводах от старости. И только за третьей по счету дверью, наконец, обнаружилась вожделенная кухня.