Стрекот цикад
Шрифт:
Открыв дверцу холодильника, он с надеждой обозрел его нутро. Несколько бутылок минералки радовали глаз. Бутылки пива наоборот вызвали у него глубокое отвращение. Распечатав непочатую минералку, он надолго присосался к горлышку, ощущая, как ледяная животворная влага смачивает рот, холодит гортань и по пищеводу опускается в желудок. Пузырьки газа покалывали небо, лезли в нос, но он жадно продолжал глотать воду, пока не осушил до капли литровую бутылку.
Присев возле кухонного стола, с облегчением поставил на столешницу опустевшую тару и почти сразу почувствовал, что понемногу приходит в себя и даже начинает припоминать отдельные эпизоды прошедшего вечера. После ресторана всей компанией отправились в гости к знакомому музыканту, у которого
– Привет, – осипшим голосом произнес Александр. Откашлялся, подумал немного и спросил: – Не знаешь, как я здесь оказался?
– Пошел за мной, – допив бутылку и довольно крякнув, ответил бородач.
– Ни черта не помню, хоть убей, – пожаловался Александр. – Вернее, очень смутно помню.
– Я, собственно, тоже, – почему-то тяжело вздохнул бородач.
– Это твоя квартира?
– Ага.
– А девушки? – осторожно поинтересовался Александр. – Они кто?
– Девчонки мои натурщицы. Недавно в Питер приехали с Украины. С работой не очень, вот и подрабатывают у меня и у других художников. Иногда здесь и ночуют. А что?
– Да я подумал, что с пьяных глаз угодил… – тут он замялся, не зная, как тактичнее выразить свою мысль.
– В бордель? – басом расхохотался бородач. – Со вчерашнего и не такое припритчиться может.
– Уфф… – с облегчением вздохнул Александр, – хоть от грехопадения бог избавил.
– Да какое тут грехопадение? – удивился бородач. – Естественная мужская природа.
– Не люблю я эдак, без чувств. Неправильно как-то. А с девчонками этими, ну, натурщицами, у меня было что-то?
– Это тебя спрашивать надо, – развеселился бородач.
– Верно… верно… – согласился Александр и пригорюнился.
– Да не было ничего, – обрадовал его бородач. – Ты уже совсем «хорош» был и сразу растянулся на постели. Девчонки начали к тебе приставать, раздеть пытались, но ты заплетающимся языком прочел им лекцию о великом китайском художнике Ци Байши, немного рассказал о цикадах, затем переключился на неземной образ Незнакомки – после чего окончательно вырубился.
– Ой-ёй-ёй, вот это я вчера набрался, – покачал головой Александр. – Ну, спасибо за приют, дружище! Прощай.
Они пожали друг другу руки и расстались навсегда. Хотя, быть может, и не навсегда: Питер город маленький.
Отперев ключом дверь, он шагнул в темную прихожую, и на него тотчас накатило глубокое чувство вины: мало того, что надолго бросил Ричарда одного, так еще и еды ему не оставил. Понятно, почему обиженный кот его не встречает.
После загульной ночи он ощущал себя грязным и липким от пота, поэтому сразу прошел в ванную, где принял душ и тщательно почистил зубы. Освежившись, вытер запотевшее зеркало, с отвращением изучил свое помятое лицо, вздохнул и прошел в комнату. В комнате
– Как тебе только не стыдно? – упрекал он обиженного кота, убирая его «подарок». – Ну, оставил тебя ненадолго, бывает. Ты же интеллигентный кот, я тебя люблю. Устроил тут, понимаешь, «страшную месть». И за что?.. Вот сейчас закончу и накормлю от пуза. Между прочим, тебе полезно поголодать – отожрался, как бегемот. А вес нужно блюсти, иначе быстро состаришься.
Ричард возлежал на спинке дивана в позе сфинкса и презрительно наблюдал за двуногим без шерсти яркими желтыми глазами. На его наглой пушистой морде читалось садистское удовлетворение.
Убрав экскременты, он распахнул окно и на кухне, создав сквозняк, чтобы поскорее выветрились кошачьи «ароматы». Заодно почистил стоявший в ванной лоток Ричарда и только после этого направился в кухню, где достал из ящика пакет с кошачьим кормом. Услышав знакомое шуршание, рядом тотчас возник кот. Глядя на хозяина круглыми бесстыжими глазами, зверь не соизволил даже потереться об его ноги, чем обычно выражал свою преданность. «Ну, и черт с тобой, тварь неблагодарная!» – заявил ему Александр, насыпая корм в миску. Потом достал из холодильника полуторалитровую бутылку минералки и, не отрываясь, выпил половину. «Хорошо-то как!» – произнес вслух, отдуваясь. Снова поставил бутылку в холодильник, запахнул потуже махровый халат и устроился на диване. Полежу минут двадцать, а потом… Что случится «потом» так и осталось во мраке неизвестности, ибо он мгновенно провалился в глубокий сон.
Снилось ему, будто он заперт в тесном пространстве, из которого необходимо выбраться любой ценой, и он прилагает для этого отчаянные усилия. Наконец яйцо, в котором он развивался и рос, лопнуло, и он очутился на воле. Обсохнув под лежавшим на поверхности земли большим листом, он – вылупившаяся из яйца личинка цикады – последовал зову инстинкта и принялся быстро-быстро закапываться в ласковую земляную плоть, которая на долгие годы станет теперь его пристанищем. Зарыться как можно глубже было жизненно необходимо, в противном случае его сожрут птицы, ежи или любые другие насекомоядные. Наконец он почувствовал, что ушел на достаточную глубину и находится в относительной безопасности.
Соорудив себе водонепроницаемую капсулу – «колыбельку», личинка, в которую он превратился, несколько лет вполне комфортно существовала глубоко под землей, питаясь соками корней растений, и постепенно превращалась в совершенно новое существо. В определенный момент внутри этого нового существа возникло непреодолимое стремление к свободе, заставившее его сломать «колыбельку» и устремиться вверх, к поверхности земли, к солнечному свету. Чтобы пробиться сквозь метровый почвенный слой, ему потребовались титанические усилия, но он справился и выбрался на поверхность. Неподвижно посидел, отдыхая, вбирая в себя краски, звуки и запахи нового мира, потом отряхнулся от земли, взобрался на ветку кустарника и застыл, давая обсохнуть крылышкам. Наконец расправил крылышки, быстро-быстро замахал ими – и полетел.
На этом волнующем месте Александр внезапно проснулся и открыл глаза. Тьфу ты, черт, сказал он себе. Кем же это я только что был?.. Такой любопытный сон – стоит записать. Однако вставать было лень, он со вздохом повернулся на бок, смежил веки – и снова очутился в том же сне.
Он летел невысоко над землей, лавируя среди путаницы проводов, поднимаясь над крышами домов, перелетая играющую бликами речную гладь. Его крылышки интенсивно махали, создавая подъемную силу и толкая тельце вперед. Ощущение полета и себя в полете, невесомого и крылатого, было непривычным и пугающе прекрасным. Он точно знал, куда и зачем летит, ибо впереди, там, куда стремилось все его существо, раздавалось победное пение мириадов крылатых созданий, подобных ему самому – раздавался стрекот цикад.