Стрела Габинчи
Шрифт:
Прошло некоторое время, прежде чем вспомнили об арестантах. Щелкнул навесной замок, звякнула сброшенная цепь, и дверца будки открылась.
– Выбирайтесь, крысы альбионские! Пришло ваше время за все ответить!
Первым подхватили под руки Ригарда, потом Клауса и Галлена. Их поставили на каменный пандус и стали развязывать ноги. Вокруг стояли не меньше двадцати вооруженных солдат, многие из них были легко ранены, на руках и ногах белели перевязки.
– Ты смотри, Браун! – крикнул с возка один из солдат, обращаясь
С этими словами он выдернул из дощатой будки тяжелый болт и, соскочив на мостовую, показал его Галлену.
– Вот, смотри, собака! Твои дружки пытались тебя отбить, но едва не угробили!
Клаусу развязали ноги, но при попытке опереться на них он едва не упал, его подхватили солдаты.
– Они на ногах не стоят, сержант! – пожаловался кто-то.
Из двери над крыльцом выглянул человек и, махнув рукой, крикнул:
– Тащите их так, в холодной оклемаются!
Пленников подхватили под руки и поволокли по ступеням, не слишком с ними церемонясь. Клаус чувствовал, как отрывается присохшая к ранам одежда, возобновляя кровотечение.
Он и не подозревал, что в свалке в гостиничном апартаменте успел получить столько порезов.
Пока пленников перетаскивали в узилище, графу Стиглицу в рабочем кабинете оказывал помощь лекарь. Его сиятельство мужественно переносил промывку нанесенной кинжалом неглубокой раны.
Прежде он ездил в карете безбоязненно, ведь ее стенки нельзя было пробить даже из пехотного арбалета, но оказалось, что просунутая в окно рука с кинжалом была тем неучтенным фактором, о котором телохранители графа не подумали.
В результате удар пришелся по кирасе, и, соскочив с нее, лезвие кинжала задело руку.
Когда перевязка была закончена, лакей помог графу надеть новую рубашку и камзол, затем накинул ему на плечи суконную накидку и принес чашу с глинтвейном.
Сделав несколько глотков, Стиглиц почувствовал себя лучше. Он потерял много крови, и сейчас ему требовалось восстановиться, однако дела не ждали.
Взяв перо, он обмакнул его в чернила и попытался писать. Буквы выходили криво, но, немного потренировавшись, Стиглиц понял, что писать сможет.
В кабинет заглянул сержант-телохранитель, выпучив глаза, он шепотом сообщил:
– Ваше сиятельство, к вам мессир Гальяно!
– Пусть войдет, я его жду, – сказал граф и улыбнулся. Все его подчиненные побаивались мессира, впрочем, граф тоже разговаривал с ним весьма осторожно.
96
Сержант исчез, и вместо него показался Гальяно. Он окинул комнату быстрым оценивающим взглядом, хотя бывал здесь много раз, и лишь после этого подошел к столу.
– Вы пострадали, граф? – спросил он.
– Присаживайтесь, мессир, – сказал Стиглиц, делая рукой приглашающий жест. Гость сел. – Пустяки, легкая рана.
– Они спешили, иначе
– Да, я думал об этом, – сказал граф и сделал глоток глинтвейна. – Так как же нам быть с этим амулетом, мессир? И почему он оказался у этого альбионца? Я далек от мысли, что Габинчи ведет тайные дела с нашими врагами.
В последней фразе графа было мало уверенности, и он знал, что мессир почувствовал это.
– Насколько я понимаю, амулет вы сняли? – спросил Гальяно.
– Да, мессир, я приказал сделать это. Показать вам его?
– Не нужно.
Гальяно снял шляпу и провел ладонью по волосам. Был ли это излюбленный жест или какое-то защитное действие, Стиглиц не знал.
– Может так оказаться, что ваши пленники не имеют к мятежникам никакого отношения.
– Вот как? – удивился граф и отставил чашу с глинтвейном. – И вам, мессир, наверняка это известно?
– Нет, я сказал «может так оказаться». Я не могу сказать вам точнее, граф, поскольку моя служба для вас ограничивается ролью травальера – «метателя каменных ядер».
– Но мы часто беседуем с вами, мессир, и потом… иногда вы делаете намеки.
– Да, но очень тонкие намеки, и меня радует, когда вам удается их расшифровать. Но это все, что я могу для вас сделать, большего мне не позволено.
– Хотя видите вы больше, чем говорите…
– Именно так, граф.
– И вы знали, что на нас нападут, когда мы станем возвращаться от гостиницы?
– Да.
– И поэтому попросились уйти.
Граф вздохнул. Насколько бы проще была его жизнь, если бы мессир Гальяно предупреждал его о разного рода засадах и обманах. Но тогда и альбионцы станут использовать своих провидцев, и силы снова уравняются, а игра станет слишком запутанной.
«Нет уж, пусть все остается как есть», – подумал граф.
– Но вы хотя бы знали, что я выживу, мессир?
– Я не трачу силы на подробности, граф. Относительно того, что не касается меня лично, я не любопытен.
– М-да, – произнес граф, поигрывая перстнем на пальце. Он много раз наталкивался на эту стену, но все никак не мог к этому привыкнуть.
Как можно быть нелюбопытным, если есть возможность узнать пусть не все, но очень многое?
– Видимо, мне стоит самому поговорить с этим… дворянином. С этим смелым мерзавцем, взять которого нам стоило так дорого.
В двери постучали.
– Ну кто там? – недовольным голосом спросил граф, и в дверь снова заглянул телохранитель.
– Ваше сиятельство, прибыли полторы сотни от начальника гарнизона. Они займут позиции вокруг дома и станут ходить по улицам патрулями.
– Очень хорошо, – ответил граф и облегченно вздохнул. Теперь внезапное нападение ему не грозило.
– Да, граф, вам стоит поговорить с ним. Но не на дыбе.
– Да-да, – понимающе кивнул Стиглиц. – Спасибо за намек, мессир.