Стрела и солнце
Шрифт:
Молодой голос:
— А все из-за Асандра, чтоб ему пропасть! Обнаглели при нем эвпатриды.
— Э-э, — печально возражает старик. — При каком царе жилось легко? Что Митридат Евпатор, что Махар, что Асандр — все одинаковы для нас, несчастных. Так уж, видно, предопределено на небесах: одним — вечно блаженствовать, другим — вечно страдать.
— Не верю! — послышался желчный голос. Э, да это наш приятель Сфэр из Тиритаки! Вот где он спрятался. — Не допустит бог, чтобы простой народ бесконечно мучился.
Метро и Геката, дне дочурки… память о них изъела сердце беглого мятежника. Он почти не думал о жене. Они устали друг от друга из-за проклятой беспросветной жизни. Но о детях Сфэр не мог забыть.
Он узнал стороной, что Ламприск, по указанию Асандра, продал его семью в рабство. И теперь каждую ночь Сфэру снились золотистые волосы и темно-карие глаза, синие глаза и черные волосы…
— Бог? — насмешливо переспросил молодой. — Какая тебе польза от него? Зевс, Асандр — не все ли равно? Два царя. Первый — небесный, второй — земной. Не подведут друг друга.
— При чем тут Зевс? При чем тут Зевс, я спрашиваю? Зевс тут при чем? Не об олимпийцах речь. От них толку не дождешься. — Сфэр понижает голос и шепчет чуть слышно: — Один башмачник еврей, дай бог ему здоровья, рассказывал: скоро явится спаситель человечества, чудотворец, друг тружеников и угнетенных. Будет, говорит, светопреставление, и Мессия совершит страшный суд. Сбросит богачей в огненный ад, создаст новое небо, новую землю. И тогда воскреснут к вечной жизни страждущие и обремененные — то есть мы, бедняки. Иудеи и эллины, скифы и маиты, и люди из других племен. И наступит блаженное царство, которому не будет конца.
— Неужели?
— Так написано у них в священных книгах.
— Мессия, Христос. Спаситель человечества, — произносит старик задумчиво. — Господи! Хотя бы скорей окончились мучения. Голод. Нужда. Горе. Ни человек ты, ни собака. Всякий, кто чуть посильней тебя, так и норовит усесться на шею. Нигде не найдешь справедливости. На кого уповать? Накажет, говоришь, всех богачей? — спрашивает старик с любопытством.
— Всех! Всех, я говорю. Всех!
— И не будет войн, засухи, мора?
— Не будет. Не будет, я говорю. Не будет.
— И скоро настанет этот самый конец света?
— Скоро. Скоро, я говорю. Очень скоро. Евреи, особенно понтийские, ждут его со дня на день.
— Смотри-ка! — поражается старик. — А мы не знаем ничего. Где живет твой башмачник?
— В Нимфее.
— Ты бы сводил меня к нему как-нибудь. Мудрый, видать, человек.
— Иудеи они все мудрые.
— Расспросить надо получше. Или он откажется со мной беседовать?
— Почему? Добрый старик. Велел приходить. Завтра вернемся домой, послезавтра съездим в Нимфей.
— Спаситель человечества. Мессия. Христос…
Рыбаки затихают.
Темные,
Утратившие в вековечной, жестокой и бесплодной борьбе против имущих веру в свои силы, потерявшие всякую надежду на избавление от бесконечных тяжких забот.
Они лежат на берегу моря и с медленно разгорающейся искрой упования прислушиваются к тревожному стуку собственных сердец, улавливая в нем отдаленную торжественную поступь грядущего спасителя.
Неужели придет новый бог?
Бог настоящий, не похожий на старых идолов. Не греческий, не иудейский, не египетский, не вавилонский, не персидский, а добрый бог всех простых людей?
Старым богам приносили в жертву родных детей, упитанных быков и овец.
Окуривали их изображения голубым и желтым дымом пахучих растений.
Складывали у подножья беломраморных, медных и золотых статуй благоухающие цветы, сочные плоды и кости жертвенных животных, покрытые толстым слоем жира.
Но бедняцкая нужда тысячи лет оставалась бедняцкой нуждой…
Неужели придет, наконец, подлинный бог-избавитель?
Рыбаки видят во сне золотые стены нового Иерусалима и под нежные звуки серебряных флейт купаются в прозрачных райских потоках. Мир. Тишина. Спокойствие. Только вода мягко шелестит у берега…
Вдруг все поднялись с мест.
Недалеко от них, в степи, мягко шуршала трава.
— Скифы! — воскликнул молодой рыбак.
— Ти-хо! — зашипел старик. — Быстро к лодке! Ложитесь на песок.
Рыбаки, почти невидимые в темноте, подхватили плащи, бросились к воде и упали на отмель.
— Может, скифская лошадь сюда забрела? — просипел молодой рыбак.
— Дуралей! Лошадь топала бы копытами. Человек идет.
— Тихо! Слушайте.
Кто-то запел совсем близко:
Коэа-старуха день и ночь рыдала: — Ах, юность, о тебе забыть я не могу! О, стать бы вновь мне козочкою малой — Я б целый день бодалась на лугу…— Ну и песня, — изумился Сфер. — Никогда не слышал такой.
— Эллин, свой, — вздохнул молодой рыбак облегченно. Хотя и покорились царю боспорские скифы, хотя и нечего взять с бедняка… но кто их знает? Варвары. — Свой, — громче повторил юнец, но тут старик злобно схватил его за ухо:
— Тсс! Замолчишь ты, сорока! Всякие эллины бывают. Отнимет лодку — узнаешь, какой он свой.
Во мгле показался смутный силуэт. Подминая ногами пахучую траву, пришелец остановился на месте, где только сейчас отдыхали рыбаки. Помедлив, он махнул рукой и заковылял прямехонько к лодке.