Стрельба по бегущему оленю
Шрифт:
— Если собаки Десебра схватили и его, не говори мне больше, великий царь, что в Кумрате не может быть измены.
— Полно, Рахмет! — умиротворенно и умиротворяюще проговорил Даут. — В Кумрате не может быть измены. Здесь остались лишь самые преданные. Здесь остались те, кто потерял все, кроме ненависти к Десебру.
— Ненависть к Десебру мы тоже теряем. Она утекает, как вода сквозь ладони. Еще два месяца этой тихой, сытой и безопасной жизни, и ты можешь проститься с надеждами вернуться в Перхлонес победителем. На копьях твоих воинов, великий
— Ты воин, Рахмет… — понимающе сказал Даут. — И мысли твои — мысли воина. Я царь, Рахмет. И мысли мои — мысли царя. Еще не время, Рахмет!
— Да. И поэтому ты отказываешь в крове идущим к тебе с оружием в руках?
— Когда будет время, я позову их, Рахмет.
— Ты царь. И недаром имя тебе — Мудрый. Но время наше уходит, а ты не слышишь этого. Прости мне, великий царь. Во мне говорят боль и обида.
Один из слуг склонился над плечом Рахмета, что-то вполголоса сказал.
— Прости, великий царь мой. Я покину твой пир: прискакали гонцы из Перхлонеса.
Детра, расположившаяся невдалеке с курительным аппаратом, метнула быстрый взгляд на Рахмета.
Рахмет поднялся с ложа и пошел вслед за слугой.
Детра сделала едва приметный знак, и тотчас возле нее склонился другой слуга с черной повязкой на лбу.
Она негромко и кратко что-то приказала ему. Он торопливо удалился.
Во дворе дома, где шел пир, горели костры. Кипели котлы, жарили на вертелах туши баранов, из бочек наливали в кувшины вино. Суета и оживление царили тут.
Дамдир, Тимур и Сандра ждали на улице, возле ворот, держа в поводу коней.
Стремительно вышел Рахмет, подошел к Дамдиру, коротко обнял его.
— Где Горгес?
Дамдир молча кивнул на Тимура.
— Где Горгес?
Тимур молча протянул ему ладанку.
— Он мертв? — почти утвердительно произнес Рахмет.
— Он был жив, когда посылал меня к тебе. Но когда мы вернемся… Отведи нас в место, где есть свет в где никто не сможет услышать нас. Я привез плохие новости.
— Идите за мной!
Рахмет повернулся и быстро пошел по улице. Трое последовали за ним.
Чуть погодя из тени возник слуга с черной повязкой. На мягких ногах последовал за ними.
Они подошли к дому, возле входа в который недвижно стояли два стража, опираясь на копья.
— Идем! — повелительно сказал Рахмет. — Женщина останется. Пусть идет на женскую половину.
Сандра возмущенно фыркнула.
— Тимочка! Ты поскорее там!
Стражи у дверей дома Рахмета уставились на нее прожорливыми глазами. Сандра отвернулась от них демонстративно. Погладила своего коня, привязанного, как и два других, к столбу ворот. Стала в ожидании прогуливаться.
— …и подпись. Рисунок чайки, — заканчивал рассказ Тимур. — По-фаларийски «чайка» — это «детра».
— А-а-а! — вполголоса вскричал Рахмет с отчаянием,
— Даут не поверит тебе, — сказал Дамдир.
— Надо сделать так, чтобы он поверил! — отозвался Тимур.
Сандра, прогуливаясь, вышла за ворота на улицу.
С любопытством, в общем-то без особого страха смотрела вокруг. Вдруг что-то мелькнуло в воздухе.
Сандра сдавленно вскрикнула и захрипела: слуга с черной повязкой на лбу, перебирая руками аркан, подтянул ее к себе.
Сандра, полузадушенная, хрипела, пытаясь освободиться от волосяной петли.
Слуга схватил ее в охапку и поволок в темноту.
Рахмет, Дамдир и Тимур вышли из дома походкой решительной, спешной. Лица их были суровы и ожесточены.
Тимур огляделся:
— Сандра! Где Сандра? — спросил он Дамдира. Рахмет, не оборачиваясь, уходил по улице. Дамдир оглядывался тоже в недоумении. Подошел к стражам, спросил их. Те, как глухонемые, показали жестом: пошла, мол, за ворота. Тимур выскочил на улицу. Сандры нигде не было. Что-то белело на земле. Он поднял. Это была шейная косынка девочки.
Дамдир все понял. Низко пригнувшись к земле, стал высматривать следы. Наконец что-то обнаружил.
Махнул рукой, показав направление.
В развалинах старой мечети горел небольшой костерок. Сандра висела на крюке, свисающем сверху, как на дыбе: подвешена за руки, связанные в запястьях.
Пока что ей хватало сил мышц, чтобы удерживать свое тело. Но с каждой секундой все больнее выворачивало ей лопатки и все больше усилий требовалось возвращать тело в положение, в котором висеть было не так больно.
Слезы уже текли по ее лицу.
Слуга с черной повязкой вынул из костерка раскалившийся кинжал и подошел с ним к девочке. Поднес острие под самый подбородок к нежной, беззащитной шее.
— Говори, дочь шакала! Какое известие привез Дамдир из города?
Сандра глядела на него глазами разъяренной кошки. Затем подтянулась из последних сил, сгруппировалась и ударом ног в лицо отшвырнула от себя палача.
Тут же закричала от боли в выворачиваемых плечах и лопатках.
С разбитым лицом негодяй вскочил, подобрал кинжал, все еще раскаленный, все еще дымящийся.
Рванул одежду на груди Сандры.
— Ты расскажешь… — страшно заулыбался он разбитыми губами и приложил острие кинжала к нежной, чуть заметной груди Сандры.
— А-а! — закричала Сандра, — Мне больно! Тимочка! Мне по-настоящему больно! Тимка!!!
Тимка слышал этот крик, пытаясь открыть тяжелую дубовую дверь этого полуразрушенного строения.
— Ничего я тебе не скажу! Гад ползучий! К-козел!
Сандра опять отбивалась от слуги с черной повязкой ногами.