Стрелец (сборник)
Шрифт:
– И все?
– Все.
– Значит, ничего не было?
– Почему же? Производственная любовь...
– А чем она кончилась?
– Мы вернулись в Москву, он себе блондинку нашел.
– Обидно?
– Ну вот, обидно... Гордиться должна. Если любишь человека, надо жить его интересами.
Ив Монтан выпил полкрышки, подвинулся поближе к стене, чтобы сидеть удобно было.
Клаустрофобия моя кончилась, замкнутое пространство разомкнулось как-то само собой.
– А я не помню, какой я был в восемнадцать лет, – сказал Ив Монтан. Он как-то
– Хотите, я тоже стану блондинкой? – предложила я. – Два часа – и блондинка.
– Не хочу, – сказал Ив Монтан. – Зачем тебе быть как все?
В номере было тепло и отгороженно от внешнего мира. Мы сидели вместе – красивый красавец и индивидуальная брюнетка – не такая, как все.
Мне хотелось, чтобы так продолжалось долго, но Ив Монтан посмотрел на часы.
– Пошли! – скомандовал он.
– А можно еще посидеть?
– А что мы будем делать?
– Общаться... духовно, – уточнила я.
– Для духовного общения надо ходить в Третьяковскую галерею, а не в номер к одинокому мужчине.
– Тогда пойдемте в Третьяковскую галерею, – предложила я. Мне не хотелось домой. – Посмотрим на Христа. Подумаем о себе, о других...
Мы отправились смотреть Христа, но не в Третьяковскую галерею, а в церковь. Так было ближе.
Во дворе за оградой стояла белая «Волга», принадлежавшая, видимо, попу.
В церкви было много старух, а обладатель белой «Волги» стоял в ризе и пел баритоном.
Когда мы ступили в церковь, старухи упали на колени – не перед нами, а потому что так надо было по ходу службы. Все упали на колени, кроме нас и попа. Мы посмотрели друг на друга с доброжелательным любопытством.
На мне было надето короткое платье, покроем и размером похожее на мужскую майку. Из-за майки с боков и снизу текли мои нескончаемые голые руки и такие же нескончаемые голые ноги. Поп посмотрел на все это, допел свою фразу, энергично замахал кадилом – энергичнее, чем раньше, а хор подхватил высокими голосами: «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй мя...»
Когда я слушала церковное песнопение, со дна моей души поднималось что-то светлое, неконкретное, я чувствовала в себе пристальную связь с прошлым, и у меня слезы подступали к глазам.
Ив Монтан стоял возле моего плеча, торжественный и просветленный. Высоко кричал хор, крестились старухи. Мне казалось, будто мы венчаемся.
Потом вышли на улицу сменить обстановку. Ив Монтан купил на выходе свечку и, разломав на две части, отдал мне половину.
«Вместо кольца», – подумала я.
«Повенчавшись», мы отправились в свадебное путешествие. На городской пляж.
Я сидела прямо на камнях, а Ив Монтан нашел где-то заржавленные детские санки и сидел на санках. У него был радикулит, он боялся простудиться.
Вдоль набережной зажглись фонари. Световые дорожки дробились в воде. На середине реки
– Ты с кем живешь? – спросил Ив Монтан.
– С мамой.
– А отец где?
– У меня его не было.
– Значит, твоя мать одна живет?
– Почему одна? Со мной.
– Несчастная баба... – задумчиво сказал Ив Монтан.
Я очень удивилась. Я почему-то никогда не думала об этом. Я никогда не смотрела на свою мать с этой точки зрения.
– Она интеллигентный человек? – спросил Ив Монтан.
– Нет, – не сразу сказала я.
– А чем она занимается?
– Преподает зарубежную литературу. Инструктор по Чарлзу Диккенсу.
Я поднялась, стащила через голову платье и пошла, преодолевая коленями тугую воду. Выбросила вперед руки, медленно упала, почувствовала сначала ожог, потом блаженство. Плаваю я плохо, но держусь на воде хорошо. И когда я держалась на воде, вспоминала генами те времена, когда была тритоном и переживала эту стадию эволюционного развития. Ученые говорят, что в каждой человеческой клетке заложена вся информация: кем человек был, что он есть и кем будет. В воде мои клетки кричали, что я была земноводная, сейчас – никто, ничто и звать никак, я буду человек-амфибия с легкими и жабрами, а может, даже с крыльями и полыми костями.
Ив Монтан сидел на берегу, на детских санках.
– Эй! – крикнула я. – Инструктор! Научите меня плавать!
– Мне надоело учить!
– Тогда плавайте сами!
– Не хочу!
Я вышла из воды, села у его ног на теплые камни.
– А ты что собираешься делать? – спросил Ив Монтан.
– Сейчас или вообще? – не поняла я.
– Вообще. – Его, как и маму, заинтересовал мой социальный облик.
– Мне бы хотелось найти какое-нибудь веселое занятие. Не в том смысле, что смешно или легко. Пусть будет трудно, но весело. Есть такая специальность?
– Есть. Культработник в доме отдыха.
– Культработник – это инструктор по веселью. А я хочу тихо нести праздник. Для этого не обязательно разгадывать викторины и прыгать в мешках.
На противоположном берегу размещался стадион «Лужники». Оттуда доносился неясный гул – может быть, в этот самый момент там шли спортивные соревнования.
– Холодно? – Ив Монтан положил руку на мое плечо.
Я не ответила. Ощущение счастья похоже на ощущение высоты. Необычно и страшно. Он прислонил мои мокрые плечи к своей накрахмаленной рубашке. Стало еще выше и еще страшнее.
Где-то за кулисами нервничали спортсмены. А я была на сцене и играла самую главную роль.
Ив Монтан поцеловал меня – осторожно, как мама. Я и раньше целовалась на катке, вернее, после катка. И на вечере, вернее, после вечера. Я и раньше закрывала глаза, чтобы не отвлекаться на посторонние предметы. Но сейчас все было иначе, чем раньше. Я почувствовала ожог, потом блаженство, будто упала в холодную воду. Мои клетки несли совсем другую информацию: я всегда, всю жизнь сидела у его ног, и над моей жизнью всходило его лицо.