Стрелецкая казна
Шрифт:
— Вези.
Лодочник погреб так споро, что в голове мелькнуло подозрение — не прячет ли он где лодочный мотор?
Вернулся он приблизительно через час. Лодка шла тяжело, почти до бортов полная копченой рыбы.
Лодка только ткнулась носом в берег, как нас накрыло облаком такого вкусного запаха, что не устояли беглянки, начали выхватывать рыбу.
— Стоп! Без суеты, есть все хотят одинаково. Тот, кто в лодке, пусть передает рыбу дальше по цепочке. Не волнуйтесь, хватит на всех.
На правах атамана я зашел по пояс в воду, выбрал из лодки две рыбины побольше, вручил
— Ешь сама, другую мне оставь.
Рассчитался с лодочником; кошель мой опустел почти полностью — так, болтались три рубля медяками.
Лодочник был доволен. Нижний в осаде — кому рыбу продавать, это ведь не железо, которое может долго лежать. А тут — оптом продал. Я правда, подозревал, что с ценой он меня надул — лишку я отдал; но, глядя, как женщины жадно едят рыбу, обсасывая косточки, махнул рукой. Бог ему судья — не я.
Набив животы, мы побрели к воде — вымыть руки и попить. Рыбка и впрямь была хороша — нагуляла к осени жирок, он так и тек по рукам. Мясо расслаивалось на пласты и таяло во рту. Отличная рыба, даже в хорошие времена не часто встречалась такая вкуснотища.
Уже съев вторую, я почувствовал в животе приятную тяжесть. Поспать бы сейчас — третьи сутки на ногах, без сна, голова как чугунок, соображаю плохо.
— Так, женщины, выбирайте старшую. Женщины немного поспорили — а как же без этого, и вытолкнули из толпы смуглянку лет тридцати аппетитного вида.
— Олеся, — представилась она.
— Мне поспать надо, хоть немного — две ночи уж на ногах, да и вам всем отдохнуть не помешает. Пока буду спать, назначаю тебя старшей — поставь со всех сторон дозорных — пусть не спят, смотрят. Часа через два меняй, отдохнуть всем надо. — Я повысил голос: — Слушать ее, как меня!
Сам забрался в кусты и рухнул: ноги уже не держали. Рядом устроилась Елена. После побега из плена она вообще старалась от меня не отходить, иногда даже невольно мешая. Не до ласк и любви сейчас. Трудная ситуация, ответственность большая — чуть ли не сотню людей надо накормить и живыми домой привести. А из мужиков я один остался: двое подростков не в счет, их только и можно послать, что на дерево — окрестности осмотреть. С этой мыслью я и отрубился.
Проснулся не сам: меня трясли, как грушу.
— А, что случилось?
Рядом со мной стояли женщины, в первых рядах — Олеся и Лена.
— Ничего, мы уж думали — ты не проснешься. Стемнело уже.
И в самом деле — сумерки. Это ж сколько я проспал? Часов восемь, не меньше. Беглянки тоже отдохнули, умылись, выглядели посвежевшими. Ну что, надо идти. Если двигаться вниз по течению, то мы должны наткнуться на стоянку Ивана с его ушкуями. Все-таки свои, хоть найдутся продукты — покупать еду было не на что. Охотиться — лука нет, а и был бы — я стрелять из него не умею.
— Все на месте? Ничего не случилось? Татар не видно? Отвечать начали все сразу, и понять я ничего не мог.
— Олеся! Ты старшая — отвечай.
— Все на месте, никого не видели, а девчонки в дозоре уснули.
М-да, поспал называется — нас голыми руками взять могли. Но и выдержать еще одну ночь без сна я просто бы не смог.
— Недалеко отсюда стоят ушкуи купца
Услышав про еду, женщины воспрянули духом. Мы пошли вдоль берега — к тому же здесь была тропинка. Часа через два из кустов выскочил мужик с копьем и заорал:
— Чего на рожон прете? Кто такие?
— А сам-то ты кто будешь, что спрашиваешь? Услышав русскую речь и видя женщин, мужик опустил копье.
— Из охраны купеческой я.
— Не Ивана ли Крякутного? Мужик вгляделся в мое лицо.
— Так я тебя у купца на судне видел!
— Веди к хозяину.
Через короткое время мы подошли к стоянке.
На берегу горел костер, в котле булькало варево. Женщин встретили радостно. Начались расспросы — откуда идут, кто родня. Даже родственники нашлись, а уж знакомых — каждый третий. Девушек усадили к костру. Наливали кулеш в миски, матросы пошарили по запасам, принесли сухари, соль, сушеные фрукты. Над вторым костром повесили еще один котел, так как из первого котла все съели мигом, да и досталось не всем.
От деревни уже шел быстрым шагом Иван. Думаю, он и побежал бы, да не к лицу степенному купцу опускаться до бега — можно лицо потерять, чай, не мальчик на побегушках. Подойдя, крепко меня обнял.
— Говори, не томи.
— Город в осаде, татары с ногайцами обложили, сила огромная. Дом твой цел, Лукерья с детьми в крепости успела укрыться, третьего дня была жива и здорова, кланяться тебе велела.
— Слава Господу, услышал мои молитвы. А это что за табор? Бабы откуда?
— У татар в плену были, отбил, пришлось сюда вести — не к городу же, снова татарам в руки. Ноги посбивали, оголодали за три дня, не ели ничего. Бери на довольствие, у меня денег уже нет.
— Да что же это делается! — заголосил было купец, да опомнился быстро: когда речь о жизни идет, не до денег. Вздохнул тяжело, махнул рукой: — Пусть столуются. Завтра в деревню пошлю людей, пусть гречку купят, другого чего. Охотники в команде есть, пускай по лесам побродят, глядишь — свежей убоины принесут. Обойдется, дай Бог. Постой, так ты что — один их у татар отбил?
— Почему один — еще парни были, тоже из пленных, мне помогали. Только не повезло нам — догнали днем басурмане, парней и девок многих порубили, часть разбежалась по лесу; собрал назад только восемьдесят, а было вдвое больше.
Иван изумился:
— Так ты герой! Одного человека у татар отбить — и то отвага нужна, а ты восемьдесят привел! Эй, други мои! Посмотрите на него — он из полона татарского женщин наших отбил, сюда привел!
— Узнали уже, тут женщины про него сказывают — как ночью татар рубил, как днем один от ворогов отбил, как на лодке всех переправлял. Воистину Бог помогал.
Я даже застеснялся слегка.
— Иван, что дальше делать думаешь?
— Думал — ежели вовремя не вернешься, подожду еще денек, да обратно, вверх по течению поднимусь, в дне пути — Муром. Наверное, туда подамся, там и пересижу. Девок брать с собой придется, не бросать же их здесь. Места на ушкуях хватит: хоть и тесно, да идти недалеко. Опять же, Муром — не деревня, всю еду на торгу купить можно.