Стрелецкий десятник
Шрифт:
Исполнить совет Кривого Юрша приказал Акиму. Тот, передавая саблю Невезуну, сказал:
– Держи, старче. Десятник Юрша будет просить государя дать тебе вольную по закону.
Невезун прослезился и принялся благодарить, путая русские слова с татарскими. Потом, когда уже ехали, он сказал Акиму:
– Ты вот меня стариком величаешь, а мне лет-то, поди, немного больше твоего: только четыре десятка минуло. Вот она, чужбина-то что делает!
Далее скакали без помех. В Скопине сам воевода проводил Юршу, слово царю
Летний день велик, засветло миновали Рязанскую засеку. И вот здесь произошла задержка. Невезун обычно охотно разговаривал, а под вечер затих, хотя еще бодро держался в седле. Хуже было с Петром, он упросил Юршу взять его с собой, чтобы лечиться в Коломне, все поближе к дому. Но рука у него сильно болела, он стискивал зубы, кусал губы, лишь бы не заскулить по-собачьи. Юрша видел его мучения, поэтому, хотя и спешил, все же раненому уделял внимание. Но тут вдруг Невезун покачнулся, и, не будь рядом Акима, поддержавшего его, наверное, упал бы с коня.
– Что с тобой? Где твоя молодость?
Невезун отдышался:
– Плохо, брат Аким. Этак я могу и не доехать, царя не увижу! Чего же это со мной?
Пришлось останавливаться и делать «гнездо» – два овальных обруча из ветлы закрепляются крест-накрест к лукам седла так, чтобы подпереть всадника под руки. Так возили по бездорожью стариков, тяжелораненых и даже мертвых.
Когда «гнездо» укрепили, Невезун горестно пошутил:
– Во как! Не свалюсь, ежели и умру.
– Нет, дорогой! Тебе умирать нельзя. Будет худо, скажи, мы водички прихватили.
Вода нужна была не только Невезуну. Петр постоянно прикладывался к сулейке. Раненый и старик заметно замедляли движение небольшого отряда. Последнюю подставу в Зарайске меняли уже затемно. В Коломне были к полуночи, здесь Юрша узнал, что государь в Голутвинском монастыре. Когда туда доехали, все уже спали. В монастырь стража не хотела пускать. Юрша потребовал именем государя. Это был страшный способ – большой опасности подвергал себя и тот, кто требовал, и тот, кто отказался бы выполнить. Государь отдыхал в архиерейских палатах, стража проводила гонцов туда. Голова охраны узнал Юршу, но будить царя отказался:
– Не пущу, десятник! Жди утра. Государь с воеводами весь день по полкам ездил, заморился.
– Дело государево. Ежели что, вина моя. Да и твоя. – Он отстранил сотника и подошел к двери опочивальни царя. Стражник у двери спал, опершись на бердыш. Юрша поскреб дверь, тут же выскочил Спиридон. Юрша твердо потребовал пропустить его. Тот не успел возразить, как из полуоткрытой двери донесся голос Ивана:
– Кто ломится?
– Юрша тут.
– Приехал?! Пусти.
Юрша оказался в длинной комнате, задняя стена которой закрыта темным пологом. Сняв мурмолку, поклонился пологу. Оттуда голос:
– Привез?
– Да,
– Огня! – приказал Иван, выходя из-за полога, в кафтане, накинутом поверх рубахи.
Спиридон поднес светильник с зажженными свечами. Юрша протянул свиток. Иван заметил, как дрожала его рука, усмехнулся:
– Чего дрожишь? Боишься?
– Не из боязни, государь. Два дня и две ночи не спали мы, в седле были.
– Да и грязный ты какой, не отряхнулся.
– Спешил, государь. Прости. Важные новости.
– Ладно.
Иван начал читать. Спиридон в подобострастии подался вперед. Иван отвернул свиток, подозрительно взглянул на него:
– Поставь светоч, а сам… – Иван жестом приказал отойти. Читал долго. Юрша разомлел от тепла и запаха ладана, стоя задремал, покачнулся. Спиридон оказался около и толкнул его. Иван взглянул на них:
– Ты и впрямь меня не боишься, десятник, засыпаешь передо мной.
– Виноват, государь! Помилуй.
– Виноватых бьют… Ладно. Ты прочел эту грамоту?
– Нет, государь, как мог посметь!
– А откуда же узнал, что эту грамоту я жду? А?
– Бирючи сказали. И я видел начало и подпись.
– Значит, посмотрел… Спирька, голова там? Крикни его. А ты, десятник, иди спать, потолкуем завтра.
– Государь, дозволь слово скопинского воеводы сказать.
– Говори.
– Скопинский воевода молвил: «Великий государь! Мне доподлинно известно: сын крымского хана Магмет-Гирей шел на Переяславль Рязанский. За два перехода до нашей засеки он повернул на Тулу-град. Будет там через два-три дня. Сам Девлет-Гирей Муравским шляхом идет. Великий государь, я не знал, что ты в Коломне, гонца послал в Москву». Так он сказал.
– На Тулу, говоришь? А какова орда числом, сказывал?
– Нет, государь. Он послал разведать. Мы видели огни татарские Задонского лагеря. Тамошние люди сказывали – тьма будет. Полоняне татарские точно не знают, но меньше тьмы, говорят.
– Так… Пожалуй, правда. Магмет-Гирею хан большое войско не даст… А сам сколько ведет?.. Ладно… Голова, гонцов накормить, напоить и спать уложить. После заутрени придешь ко мне. Бирюча татарского в кандалы.
Юрша вновь обратился к Ивану:
– Дозволь слово молвить.
– Молви.
– Один из гонцов ранен. Лекарь нужен.
– Я смотрю и у тебя кровь. Отбивались?
– Так, государь.
– Голова, лекаря к ним.
– Еще, государь. Оставь полоняника без кандалов. Он доброй волей к нам пришел, помогал отбиваться от татар. Головой ручаюсь за него.
– Ой, смел ты, Юрша! От ума иль от дурости?
– Помилуй, государь, коли что не так сказал! Я от чистого сердца.
Хмыкнул царь и приказал явиться к нему после заутрени вместе с полоняником.