Стрелы на ветру
Шрифт:
Как-то так случилось, что, пока Итан валялся в бреду, барьеры рухнули. Когда жар спал, Итан обнаружил, что понимает многое из того, что говорят дети, и сам может произнести несколько слов. К тому времени, когда он начал подниматься на ноги, он уже мало-помалу беседовал с Дзэнгэном.
Однажды Дзэнгэн спросил его:
– Каким было твое лицо до того, как родились твои родители?
Итан уже готов был сказать Дзэнгэну, что никогда не знал своих родителей, но внезапно все обыденные
С тех пор Дзимбо стал носить вместо костюма христианского миссионера рясу буддийского монаха. Это было скорее данью уважения Дзэнгэну. Одежды подобны именам. Они ничего не значат.
Дзимбо был прежде Джеймсом Боханноном и Итаном Крузом и до сих пор оставался ими. И в то же время он больше не был ими.
Дзимбо не стал рассказывать этого Гэндзи. Он уже было совсем собрался начать, но тут князь улыбнулся и спросил:
– В самом деле? Тебе и вправду удалось убежать от себя? Тогда ты, должно быть, разделил просветление с самим Буддой Гаутамой!
– Я не знаю, что означает слово «просветление», – сказал Дзимбо. – С каждым вздохом я перестаю понимать смысл все новых и новых слов. Вскоре я буду знать лишь то, что ничего не знаю.
Гэндзи рассмеялся и повернулся к Сохаку:
– Из него получился куда более подходящий преемник Дзэнгэна, чем из тебя. Хорошо, что вы уходите, а он остается.
– Это не он – тот чужеземец, которого вы ждали, господин?
– Думаю, нет. Тот сейчас находится во дворце «Тихий журавль».
Сохаку, не сдержавшись, недовольно нахмурился.
– Покойный князь Киёри предложил покровительство миссионерам Истинного слова. Я лишь продолжаю то, что начал он. – Гэндзи вновь повернулся к Дзимбо. – Ведь именно потому ты очутился здесь, верно?
– Да, мой господин.
– Вскоре ты встретишься с ними, – сказал Гэндзи. – Они приехали, чтобы помочь построить дом миссии. Это будет нелегкая задача. Все твои товарищи умерли, а из трех новоприбывших, похоже, вскорости в живых останутся лишь двое.
– А что с третьим, мой господин? Он болен?
– К сожалению своему должен сообщить, что в него попала пуля убийцы, предназначенная для меня. Возможно, ты знаешь этого человека. Его зовут Цефания Кромвель.
– Нет, мой господин, не знаю. Должно быть, он приехал в Сан-Франциско уже после того, как я уплыл оттуда.
– Как это досадно – приехать в такую даль лишь затем, чтобы встретить столь бессмысленную смерть. Тебе что-нибудь нужно, Дзимбо?
– Нет, мой господин. Настоятель Сохаку обеспечил храм всем необходимым.
– Что ты будешь делать, когда сюда прибудут твои бывшие собратья по вере?
– Помогу им построить миссию, –
– Здравый подход. Что ж, Дзимбо, желаю тебе всего наилучшего. Или ты предпочитаешь, чтоб тебя звали Джеймсом? А может, Итаном?
– Имя – это всего лишь имя. Сойдет любое. Или никакое.
Гэндзи опять рассмеялся:
– Если бы среди нас было побольше тех, кто думает так, как ты, история Японии была бы куда менее кровавой.
Гэндзи встал. Самураи поклонились и застыли в поклоне; выпрямились они лишь после того, как князь покинул шатер. Его сопровождал Сигеру.
– Ты не против остаться здесь один? – спросил Сохаку.
– Нет, настоятель, – ответил Дзимбо. – И я не всегда буду один. Куда же я дену детей?
– Я больше не настоятель, – сказал Сохаку. – Теперь настоятель – ты. Исполняй ритуалы. Придерживайся расписания медитаций. Заботься о духовных нуждах крестьян, проводи свадебные и похоронные обряды. Сможешь?
– Да, господин. Смогу.
– Тогда это воистину большая удача, что ты появился среди нас, Дзимбо, и стал тем, кем стал. Иначе после смерти Дзэнгэна и моего отъезда храм оказался бы заброшенным. А оставлять храм в запустении нехорошо. Это порождает плохую карму.
Сохаку и Дзимбо поклонились друг другу, и командир кавалерии поднялся.
– Читай сутры и за меня. Для меня начинается опасное время, и возможность преуспеть невелика, а возможность потерпеть поражение и погибнуть огромна.
– И тем, кто преуспевает, и тем, кто терпит поражение, равно предназначено умереть, – сказал Дзимбо. – Но раз ты так хочешь, я каждый день буду читать сутры за тебя.
– Благодарю тебя за эти мудрые слова, – сказал Сохаку. Он поклонился еще раз и вышел.
Дзимбо остался сидеть. Должно быть, он, сам того не заметив, погрузился в медитацию, поскольку, когда его посетила следующая осознанная мысль, он был один и вокруг расстилалась темнота. Где-то вдали вскрикнула одинокая ночная птица.
В небе зимние звезды двигались по извечным своим путям.
Хотя все двери были открыты настежь, в комнате невозможно было дышать из-за зловония. Две служанки, Ханако и Юкико, бесстрастно сидели в углу. Два дня назад они попросили дозволения закрывать лица надушенными шарфами, но Сэйки не разрешил:
– Если чужеземная женщина может это выдержать, значит, можете и вы. Вы опозорите нас, если покажете, что слабее ее.
– Да, господин.
Интересно, когда сам Сэйки в последний раз навещал этот живой труп?