Стриптиз-клуб «Аллигатор»
Шрифт:
– Доброе утро! – сказала соседка.
– Привет, Мартин! – улыбнулась Шерри-Ли.
– Скажите, вам не попадался на глаза мой старший, Соломон? – спросила соседка.
Я покачал головой.
– Вот ведь сорванец! – вздохнула соседка. – Собирался на болото поохотиться на опоссума и пропал.
– Когда вы видели его последний раз? – спросил я.
– В четверг, около семи утра.
– Зачем вы его отпустили на болото? С аллигаторами шутки плохи… – Я пожал плечами.
– С моим Соломоном никакого сладу! Может, Бесноватый Джек напугал его и он
– Кто это, Бесноватый Джек?
– Один чернокожий псих, наш сосед!
– Он не псих, – возразила Шерри-Ли. – Он всего лишь приверженец религии вуду. Когда он отбывал срок в тюрьме за какую-то мелкую кражу, его навестил хунган – глава общины вуду и в качестве своей меры наказания превратил его в зомби, и теперь он вроде бы как одержимый, то есть лишенный воли и постоянно ощущающий присутствие невидимого мира духов и души предков. У него потерянный взгляд, он никому не имеет права сказать, что он зомби, он сторонится людей и свои ритуальные действа исполняет в одиночестве. Мне говорили, будто зомби верят в то, что с помощью самоубийства они способны воссоединиться со своими предками, оставив злым силам на грешной земле лишь свое тело. Каждый утешает себя как умеет…
– Чем такая жизнь, как у него, уж лучше никакой, – заметила соседка. – Ну ладно, я пошла…
– Можно подумать, что у нее жизнь лучше! – сказала Шерри-Ли, глядя ей вслед.
– Ты куда-то собралась?
– В церковь.
– В таком виде? – Я окинул Шерри-Ли взглядом с головы до ног.
– Да ты что?! – улыбнулась она. – Когда приеду, переоденусь в платье.
– А мне можно с тобой?
– В мою церковь? – Она нахмурилась.
– Ну да! А что, нельзя?
– Можно, но тебе, думаю, там не понравится. Да и на дорогу уйдет пара часов.
Пара часов наедине с Шерри-Ли! Об этом я и мечтать не мог…
– Веротерпимость – мое кредо! – улыбнулся я. – И должен признаться, давненько я не молился Господу в храме Божьем.
Шерри-Ли задумалась. Похоже, ей требовались более весомые аргументы.
– Как там говорится в Евангелии от Марка, глава шестнадцатая, начиная со стиха девятого?
Я не знал, о чем именно говорится в шестнадцатой главе, но, как оказалось, моя реплика сразила ее наповал. Темные глаза у Шерри-Ли стали круглыми, а хорошенький ротик приоткрылся.
– Иди переоденься, – прошептала она.
Через десять минут мы отправились в путь. Мой костюм, штиблеты и чистая рубашка лежали на заднем сиденье рядом с ее платьем. Я не мог не обратить внимание на символичность происходящего и усилил эффект, оставив дома свою сумочку. Шерри-Ли, похоже, все еще находилась под впечатлением моих познаний Нового Завета – на все мои вопросы она отвечала односложно. И только когда мы повернули на Восьмидесятое шоссе за рекой Калузахатчи, она выдала прикольную фишку:
– Ты – тот, кто ты есть на самом деле, потому как считаешь, что лучше быть таким, как есть, чем казаться.
– Ты всегда права, – ответил я, включая радио. – Ты какую музыку любишь?
– Пастор Захария считает любую музыку
– Ему видней, – сказал я и выключил радио.
– Кончай! – фыркнула Шерри-Ли, включая радио. – Ты не пастор, и мы не в церкви. У тебя травка есть?
Я сварганил нам по самокрутке с марихуаной, опустил окошко, и спустя пару минут мне стало казаться, будто мы катим в машине с откидывающимся верхом. Волосы у Шерри-Ли плескались на ветру, словно поле спелой пшеницы, загорелая кожа у нее отливала золотом, а я, откинувшись на спинку сиденья, не отводил от нее взгляда. Джими Хендрикс исполнял на гитаре «Вуду-чили», и я подпевал ему. Шерри-Ли поглядывала на меня и улыбалась. На ней были солнцезащитные очки. Мне казалось, она видит меня насквозь.
У города Ла-Белль мы повернули на север по Двадцать девятому шоссе, а в Палмдейле вывернули на федеральную Двадцать седьмую трассу. Шерри-Ли подпевала группе «Бэд компани».
Мелькнул указатель с надписью «Венера», и я задержал дыхание. Это же знак судьбы! Венера – богиня любви и красоты…
– Давай налево! Налево в темпе! – крикнул я.
Мы остановились в тени раскидистого каштана, и я купил нам по банке газировки «Доктор Пеппер» в придорожной закусочной.
Шерри-Ли сняла очки и смотрела, как я скручиваю нам еще по косяку.
– Каждый хочет казаться лучше, чем он есть на самом деле! – произнесла она задумчиво. Согласен?
– Согласен, – ответил я, глядя ей прямо в глаза, – но хочу заметить, что первое впечатление о человеке самое верное, так как он еще не знает, что скрывать от другого. Согласна?
Вместо ответа, она поцеловала меня прямо в губы. Я закрыл глаза, а сердце у меня готово было выскочить из груди. Дыхание рвалось, стучало в висках. Шерри-Ли обвила руками мою шею, прижалась ко мне. А я перевел дыхание, зарылся лицом в ее волосы и, прижимая ее к себе как можно крепче, целовал ее и шептал ласковые слова.
– Нам надо ехать, – сказала Шерри-Ли, отстранившись. – Опоздаем в церковь.
Мы сели в «мазду» и покатили дальше.
– Я еще никогда не целовалась с англичанином! – сказала Шерри-Ли погодя.
– Я тоже, – отозвался я, и она рассмеялась.
– Дорогой, я в восторге от твоего английского чувства юмора!
Я положил ладонь на изгиб ее бедра, и глаза у нее сверкнули.
– Дорогой, в основном я придерживаюсь политики неприкосновенности, но для тебя готова сделать исключение. – Она покосилась на меня. – У тебя нежные, ласковые руки. Я привыкла к рукам погрубее.
– Дорогая, у меня на мозгах мозоли, а не на руках, – нашелся я, и она опять рассмеялась.
Засмеялся и я.
– Мартин, дорогой, настройся на серьезный лад. Церковь, куда мы едем, не совсем обычная. Думаю, сегодня тебя ждет настоящее потрясение!
– Вряд ли! Я уже усвоил, что многие стороны духовной жизни американцев любому стороннему наблюдателю кажутся совершенно непостижимыми. Полагаю, и религиозные каноны отличаются от общепризнанных. Так ведь это замечательно! Я ничего необычного в этом не нахожу.