Строгий режим
Шрифт:
Услышав слово «высокий» Ольга уже не слушала её излияния. Ей было понятно, что это не Юрка. Она опять сосредоточилась на маляве, поскольку похождения Косы ей были неинтересны. Но Коса сама встала и подошла к ней. Заглянув в её малёк, спросила:
— А ты кому пишешь? Давай Олегу напишем несколько строк, а то обиделся, наверно, что я к нему неподмытая после первого раза пришла. Представляешь? С меня течёт, а он руку как засунул туда, чуть не упал…
— Давай напишем, — согласилась Ольга, отложив начатый малёк, — это я тут Сашке Соломе пишу…
— О-ой, не-не, — сразу перебила
— Я не знаю, что писать, — неуверенно произнесла Ольга.
— Как — не знаю, ты что? — раскрыла глаза Коса. — Такой мужик тебя любит, ради тебя всю тюрьму на уши поставил, — кивнула она на отобранные у Шляпы вещи и положила обратно перед Ольгой отложенный ей малёк. — Давай вместе напишем, я тебе подскажу как писать…
Настроение Соломы немного улучшилось после получения малька из пятнадцать А. Известие о том, что Юрий был избит и теперь спит на одной шконке с чертями было для него если не бальзамом на рану, поскольку они его не опустили, как он рассчитывал, то большой ложкой мёда в бочке дёгтя. А то, что Юрий так и не сознался, что получил гашиш от Ольги, ещё больше усугубляло его положение. Теперь Солома в любой момент мог сделать прогон, чтобы его ещё раз порасспрошали об этом хорошенько и тот опять получит по седлу за враньё. Но впутывать Ольгу уже больше не хотелось, и вместе с поручением следить за порядком Лешему, поскольку он в этой же малявке почему-то спрашивал об этом, он не сказал больше о гашише ни слова. Написал только, чтобы наказывали его за любой косяк. Может и так случиться, что Леший в конце концов не выдержит и по пьянке сунет его хотя бы мордой в парашу или обоссыт за какой-нибудь серьёзный косяк, чего уже будет достаточно для попадания в опущенные. Лишь бы Леший не спрашивал у Соломы совета, как ему поступать, чтобы вся ответственность лежала на нём.
Отправив малёк в пятнадцать А, Солома сразу стал писать Протасу. Теперь, после разрыва с Ольгой, как он считал, его совесть перед Протасом была чиста. И пора было уже напомнить о деньгах, ведь прошла уже половина обещанной недели. Он не стал настаивать в маляве, а просто мягко намекнул о своём деле и о его срочности. Мягко сделал это потому, что срочности уже никакой не было. Теперь ему уже нечего было опасаться, что Протас узнает о его подкатываниях к Ольге, потому что больше писать ей пока не было смысла. И если Протас немного задержится с деньгами, то ничего страшного. Дописав ему малявку, Солома завернул в неё ещё кусочек того же гашиша и, подписав, что это «контроль», передал на трассу.
Но не успел он отойти от кабуры, как его тут же позвали обратно и передали ему только что пришедший малёк на него. Увидев обратный адрес, он заволновался, но ничего, кроме слов благодарности за помощь в возврате вещёй увидеть в нём не ожидал. Он вскрыл его и начал читать, не веря своим глазам.
Слова благодарности Ольга уместила всего в одной строчке. Всё остальное было посвящено ей самой, её жизни, её горю, и как ей не везет с мужчинами. Причём в последнем случае был явный намёк на то, что
Солома сел на шконку, чтобы не упасть, и перечитал это место заново, чтобы убедиться, что правильно всё понял. Дальше ещё было про то, как ей одиноко и хочется большой, настоящей любви.
Голова начала немного кружиться и он ненадолго перестал соображать, погрузившись в сладкие грёзы. Казалось, что даже выросли крылья и хотелось лететь. Он встал и заходил по камере. Его лицо так явно выражало его чувства, что Паха и остальные обратили на это внимание, и он сразу взял себя в руки. Спустившись вмиг на землю, голова сразу стала соображать, и он подошёл к кабуре.
— Прогоните там на девять три, пусть малёк «контрольный» на возврат отправят по срочной. Если уже через продол отправили пусть дальше прогонят, чтоб вернули, — сказал он громко жёстким голосом.
Сам же сел переписать малёк по новой, где уже открытым текстом сказал, что времени уже нет, и потом будет поздно. Он даже улыбнулся, ведь про это он действительно сказал правду. Если Протас узнает о его уже начинающихся отношениях с Ольгой, точно будет поздно.
Получив свой возвращённый малёк и переупаковав крапаль гашиша в новый, он отправил его и теперь все его мысли были уже об Ольге. Сам того не сознавая, он проникся её горем и думал о её жизни, которую ему тоже хотелось сделать немного лучше. Если спасти её от тюрьмы было не в его силах, то хотя бы здесь-то он что-то мог для неё сделать.
Вдруг он вспомнил, что в её камере нет телевизора, и сразу нестерпимо захотелось сделать ей подарок. В его камере было два телевизора, один маленький, который они уже давно не смотрели, стоял на другом, который побольше. Какой из них отослать Ольге для него не было вопросом, и он тут же подошёл к нему.
— Паха, давай антенну переключим на маленький телевизор, его пока посмотрим. Я потом затяну нормальный ящик, — сказал он, отключая большой телевизор от сети как раз тогда, когда по нему шло какое-то кино и все его смотрели.
— А этот чё? — спросил Паха, нехотя поднимаясь.
— Этот загоним в один восемь, там у девок вообще нету.
Паха и все остальные промолчали, но по их виду Солома видел, что они очень недовольны его решением.
— Я не понял, чё вы насупились? — вскинул голову Солома. — Этот ящик я сам сюда затягивал, если чё.
— Да не, Сань, мы ж ничё не говорим, — оправдался Паха, — кино просто интересное шло, а ты выключил.
— А-а, — протянул Солома, всё же сомневаясь в искренности его слов. — Ну завтра повторять будут, посмотрите.
Взяв телевизор, он подошёл к двери как раз в тот момент, когда навешивали замки. Он постучал и кормушка сразу открылась.
— Командир, позови корпусного, по срочной, — сказал он дежурному.
— Чё ты хотел? — спросил корпусной, оказавшийся здесь же на этаже.
— О, вы здесь, оказывается, — обрадовался Солома. — Игорь Дмитрич, давайте передадим телевизор в один восемь, а? Если чё, Дунаеву позвоните, он в курсе, — соврал Солома, зная, что кум всё равно не откажет.
— А в телевизоре что? — с усмешкой спросил корпусной. — Ну-ка сними панель, я посмотрю.