Строго по инструкции

Примроуз Джеффри

– Подожди, сейчас, кажется, должно получиться, – сказал он. – Ну-ка, подожми ноги.

– Так?

– Нет, так не выйдет. Опустись чуть пониже.

– Так?

– Нет, так совсем низко. Слушай, ты просто сядь, а?

– Ах ты, черт, датчик отлепился.

– Ну и черт с ним!..

– И термометр выскочил… Погоди, я вставлю…

– Да ты не термометр вставляй, а…

– Ой, мамочка!.. – от неловкого движения Маша вновь отлетела.

Теперь оба висели в центре отсека, на равном расстоянии от его стенок, и были не в состоянии дотянуться до них ни рукой, ни ногой. Так они бултыхались

в воздухе друг напротив друга добрых четверть часа, пока, наконец, от случайного шевеления воздуха Егор не сместился к полу и, оттолкнувшись от него, не подлетел к Маше и не водворил ее на ложе так называемой любви. Некоторое время они отдыхали, сидя рядом, как два намокших под дождем воробушка. Пот градом катил с них и витал вокруг крохотными серебристыми росинками.

– Ты бы думал, от чего отталкиваешься, – устало сказала Маша. – Вот и вторую телекамеру своротил.

– А, черт с ними… – вздохнул Егор. – Нечего им над нами свечку держать. Ты, Маш, главное, пойми, в космосе всё, не как на земле, у безвоздушного пространства свои законы. Тут, прежде чем что-то сделать, необходимо учитывать буквально всё: действие тут в самом полном смысле этого слова равно противодействию… л

– Тогда, раз уж ты такой умный, давай выведи сперва вектор приложения сил, составь алгоритм, просчитай на компьютере, а потом и лезь! – ехидно возразила она.

– Что значит «лезь»? – обиженно заявил Егор. – Это, кстати, не только мое задание, но и твое.

– Да ну, в гробу видела я это задание, в белых тапочках! – в сердцах сказала она. – Всё равно все датчики перебились. Ну-ка, встань, я постель поправлю.

Она встала, повернулась к напарнику спиной, нагнулась, и вид круто вылепленных, поджарых, с ямочками ягодиц неожиданно отозвался в сердце Егора томительной струной. Он положил руки Маше на бока и, прижимаясь щекой к выпуклому треугольнику ее крестца, блаженно прошептал:

– Маша, милая…

– Ты чего? – с удивлением спросила она.

– Ничего. Нагнись.

– Погоди тогда, я надену датчики…

– Не надо, ничего не надо… – срывающимся голосом взмолился он. – Просто нагнись – и все!

– Хорошо, – тихо и покорно ответила она.

На этот раз, кажется, все обещало получиться как должно. Однако, едва проникнув в то, что древние индусы поэтично именовали Садом Любви, его то, что не менее древние китайцы столь же деликатно прозывали Нефритовым Стеблем, вдруг неожиданно получило отпор от некоей пружинистой преграды, название коей в старинных руководствах по любовной практике не сохранилось. И чем активнее и сильнее он надавливал, тем сильнее эта преграда давила в обратном направлении, ни в чем не уступая мужчине.

– Да что у тебя там? Целка, что ли? – в отчаянии воскликнул он.

– А ты как думал? – отвечала она. – Недаром же они в инструкции написали: «Приступить к дефлорации». Это значит, что ты должен нарушить мою девственность. Ну, ломай же ты ее, что ли! – чуть не плача воскликнула она.

– Всё, хана… – в изнеможении пробормотал он, отваливаясь. Предмет его мужской гордости поник и никак не реагировал даже на щипки и неуклюжие ласки, которыми его попыталась было расшевелить Маша. – Все это без толку! – виновато объяснил он. – Тут уже вступает в

силу психология. Пойми меня правильно, я уже не могу воспринимать тебя как обычную женщину. Ты для меня – больше, чем инопланетянка, больше, чем ископаемое какое-то, больше, чем снежный человек, ты – первая и единственная или последняя, это уж как считать, девственница в мире.

– Да не пори ты чушь! – обиженно воскликнула она. – Что же, по-твоему, на свете уже честных девушек не осталось?

– А причем тут честность? Конечно, биологически девственницы существуют среди детей, однако как только они начинают подходить к известному возрасту, тут же стараются избавиться от преграды, отделяющей их от мира взрослых.

– Значит, ты свою дочь тоже подозреваешь? – уничтожающе сказала она.

– А в чем мне ее подозревать, когда она мамочкин инфекундин по утрам, как леденцы, глотает? И это в двенадцать-то лет, а?

Одевшись, Егор подсел к пульту и стал ловить радио. Дикторша «Маяка» деловито сообщала, что доблестные космонавты «Расцвета» весь сегодняшний день посвятили проведению ответственного медико-биологического эксперимента. Ткачихи Ивановского комбината, встав на трудовую вахту, обещали весь следующий день бесплатно отработать в счет доблестных героев космоса. Еще одним орденом себя наградил Генсек.

Со всех концов страны и мира ему шли поздравительные телеграммы.

Егор с тоской подумал, что им также придется отбить сегодня такую же.

И что они там напишут? – «Находясь на геоцентрической орбите, наш экипаж с чувством глубокого удовлетворения воспринял весть о…»

Хотя «глубокого» так и не получилось. Да и радиограмму, скорее всего, уже составили и отправили из ЦУПа.

Одетая Маша подлетела к Егору и с его помощью устроилась в кресле.

Он старался не глядеть на нее.

– Ты уж меня извини, Егор, – виновато сказала девушка. – Такой уж дурой меня маменька родила.

– Да чего уж там… – он понимающе улыбнулся и похлопал ее по руке. – Я-то ничего, это твои проблемы. Да и ты извини меня, коли что не то сморозил. Просто странным мне показалось, что тебе уже четвертый десяток набегает, а ты все еще в девках бегаешь.

– Что ж тут странного? – она пожала плечами. – Я ведь всю свою жизнь то в пионерской дружине заправляла, то в комсомольских активистках бегала. Тут уж не до личной жизни, всё сборы, слеты, съезды, утренники, собрания… А чуть подросла, так всю себя спорту отдала, и тут уж волю пришлось собрать в кулак, парашют – это ведь не для слабонервных. Так что пришлось научиться держать себя в руках, не распускаться, не размякать. Какая уж там любовь? Так разве что поэскимосишь малость, да и то в интересах дела.

– Это как еще? – заинтересовался Егор. – На лыжах, что ли? Как на Крайнем Севере?

– Нет же, «эскимосить» – это от слова «эскимо», – и она красноречивым жестом пояснила, как едят популярное мороженое. – Это перед затяжными прыжками необходимо. У вас же, мужиков, такой организм щепетильный: во время резкой смены давления кровь от центра резко приливает к голове, так что непосредственно перед прыжком человека необходимо разгрузить. Так мне тренер наш объяснил. Вот я и разгружала.

– Прямо в самолете? – изумился Егор.