Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари
Шрифт:
По мне, так у Богоматери рот кривоват маленько, зато ручки у нее и у ангела, который, кстати похож на девушку, такие ручки, что хочется поцеловать, — каждая тенька на своем месте и кажется нельзя передвинуть ее ни влево, ни вправо, ни на волосок. Ножки у ангела босые, тоже — девичьи, самых совершенных форм, а Богоматерь в сапожках. Одежды сделаны, конечно, неповторяемо… Эту за большие деньги купил Его Сиятельство граф Сергей Григорьевич… И выпало мне на счастье не одним, а целыми двумя глазами поглядеть на то, что другие век свой не глянут. А поглядишь, и смотришь — научился, чувствуешь прилив сил к работе. Благодарение Создателю, что привел меня к живописному делу». [106]
106
Егорова Е.И., Казаринова Н.В. Письма крепостного живописца
Э. Липгарт приписывал ценную покупку влиянию сочинений Алексиса-Франсуа Рио (1797–1874), что «были продиктованы пылкой и увлекающей верой, которая распространила тогда свое благотворное влияние на целое поколение». [107]
Действительно, книга «De la po'esie chr'etienne dans son principe dans sa mati`ere et dans ses formes» («Поэзия христианства как принцип материи и формы»), задуманная как первый том обширного издания «Art chr'etien» («Христианское искусство») была издана в 1836 году, то есть накануне путешествия Строгоновых в Италию и весьма вероятно могла его хотя бы отчасти инициировать. [108]
107
Липгарт Э. Указ. соч. С. 33.
108
Полное издание было осуществлено только со второй попытки и с большим промежутком между томами. Первый из них вышел в 1841 году, а второй — в 1851-м. В библиотеке С.Г. Строгонова находилось именно это издание «Art chr'etien».
Подведем итоги. Осенью 1839 года дети графа Сергия Григорьевича проехали от австрийской границы до Неаполя, в окрестностях которого провели время на Искии и Соренто, затем осенью 1840 года вернулись в Рим, где на этот раз провели полгода, весной 1841 года они вновь поехали в Неаполь и, наконец, осенью того же года во второй раз пересекли Италию с юга на север.
Можно утверждать, что полугодовое пребывание возле Испанской лестницы для 17-летнего Павла и 11-летнего Григория, будущих выдающихся собирателей, уже подготовленных Южной Италией, стало главным впечатлением жизни. Мы видели это уже относительно Павла. В скором времени последует рассказ о Григории. Путешествие вдохнуло новую жизнь в невский дом, хотя бы отчасти, и создало два новых строгоновских дома, один из которых — на Сергиевской улице уже описан.
Глава 8
Древнерусский проект
Когда в марте 1845 года умерла С.В. Строгонова, ее дочь Наталья, жена Сергея Григорьевича, вступила в права наследования согласно акту о нераздельном имении, составленном ее отцом в 1817 году. Возникла забавная, но не уникальная юридическая ситуация: муж жил в доме, принадлежащем жене. Ее подтверждением является конверт письма, посланного, судя по печати, кем-то из Строгоновых, 10 мая 1860 года, из Веретеи (одно село с таким названием располагается в Ярославской губернии, другое — в Смоленской).
Послание адресовано «Его сиятельству господину генерал-адъютанту генералу от кавалерии члену Государственного совета графу Сергию Григорьевичу Строгонову». Курьезом являются самые нижние строки: «В Санкт-Петербурге в доме Графини Натальи Павловны Строгоновой по Невскому проспекту у Полицейского моста». Согласно акта о нераздельном имении жена господина графа являлась владелицей нераздельного имения и входившего в него дома. Хотя Сергей Григорьевич добился указа о собственном управлении, конверт доказывает, что собственницей дома оставалась Наталья Павловна.
В данном случае фактически всеми делами управлял муж и, страдая в силу характера от странного положения дел, добился указа императора Николая I, согласно которому, передав несколько ранее в ведение государства Рисовальную школу, Сергей Григорьевич пожелал потратить излишки средств на иной проект, описания которого не сохранилось.
Можно предположить на основе поступков Строгонова, что суть его составляло возрождение иконописной традиции. Прежде всего, Сергей Григорьевич решил вернуть себе хотя бы часть тех из 1350 сольвычегодских икон, которые в 1822 году, после пожара, покинули Благовещенский собор. В 1826 году в беспоповском скиту Николая Папулина Строгонов видел некоторые из них, но не имел тогда возможности их заполучить. В 1840-х годах в Москве насчитывалось уже более ста частных иконных собраний, где находились произведения строгоновской школы. Они высоко ценились. Д.А. Ровинский в «Обозрении иконописания в России до конца XVII века», изданном в 1846 году, восторгался строгоновскими иконами, считая их высшим достижением русского искусства за все века его существования.
Конверт
Именно тогда Строгонову, благодаря дружбе с московским митрополитом Филаретом, представился случай заполучить родовые шедевры и себе. Ф.И. Буслаев писал в своих воспоминаниях: «В царствование императора Николая Павловича строго преследовались раскольники. Между прочим, дано было приказание полицейским чинам отобрать раскольничьи иконы из молелен в их домах и скитах, а потом как запрещенный товар доставлять в назначенные на этот предмет склады. Граф узнал, что в сарае одного из московских монастырей свален целый обоз этой конфискованной контрабанды, и отправился к митрополиту Филарету с просьбой, чтобы он разрешил ему отобрать из этого склада, что окажется пригодным для его собрания старинных икон. Филарет удивился, какой может быть прок в этом хламе, который он уже обрек на дрова и подтопку монахам того монастыря, но соблаговолил уступить просьбе графа и позволил ему распоряжаться в монастырском сарае сколько угодно». [109]
109
Буслаев Ф.И. Указ. соч. С. 170.
В 1846 году по Высочайшему повелению уничтожили молельные при раскольничьей богадельне купца H.A. Папулина. В октябре того же года иконы оттуда поступили в кладовые Ипатьевского монастыря в Костроме. В марте 1847 года граф Сергей Григорьевич обратился к обер-прокурору Святейшего синода Филарету с просьбой о передаче ему конфискованного собрания «как памятников христианского благочиния его предков». Согласно воле императора, 231 икону передали в полное распоряжение графа. 22 декабря его поверенный их получил и переслал в ящиках в Москву. Таким образом, во владении Строгонова оказались иконы местного и пядничного рядов иконостаса Благовещенского собора в Сольвычегодске.
Казалось, это было только коллекционирование, но Сергей Григорьевич хотел устроить в пермском имении среди поселений, принадлежащих расколу, два храма, где появление старинных образов имело бы сильное влияние. Немедленно после вступления в права майората граф запретил пользоваться «новыми иконами». Он писал: «.. Дано было от меня общее приказание переменить существующую живопись и стараться заменить худо сделанные образа писанными в совершенно старинном вкусе». [110] Существует и более твердое указание на этот счет: «Пока я и Наталья Павловна будем живы — не ставить иконы в иконостасах, ни церквях образов академического письма… держаться старого древнего иконописания». [111]
110
Цит. по: Казаринова Н.В. Изобразительное искусство на вотчинных заводах Строгановых в Прикамье в конце XVI — первой половине XIX вв. // Строгановы и Пермский край. Пермь, 1992. С. 83.
111
Там же. С. 67.
В 1851 году С.Г. Строгонов, уже обладавший собранием икон, сам отправился в далекое Ильинское. Это был первый за сто лет вояж представителя семейства в свои владения. Находясь в вотчине, граф оставил для передачи Л. Дощенникову рисунок иконостаса для Добрянской церкви, построенной годом раньше С.И. Туневым, прежним помощником П.С. Садовникова в Марьине.
Дозволение на строительство первого деревянного храма в заводском поселке выдал Варфоломей, епископ Вятский и Пермский. Его грамота была послана управителю Федору Ваулину в июне 1768 года. Освящение храма, точнее придела Николая Чудотворца, состоялось 12 января 1769 года, а полностью церковь достроили только в 1778 году, после возвращения Добрянки во владение графу A.C. Строгонову из 6-летней аренды у Лазаревых. В 1831 году, при графине С.В. Строгоновой, храм сгорел. По сведениям П.И. Сюзева, пожар начался «в последний день масленицы в 9 часов вечера». В тот день «после вечерни, сторож запер церковь и ушел домой, а поэтому когда заметили пожар, то не только попасть в церковь, чтоб тушить огонь и спасать утварь, но и на колокольню попасть не было возможности, чтобы ударить тревогу». Положение усугубилось тем, что в помещении под храмом хранились различные канцелярские (да и не только) принадлежности: писчая бумага, краски, свечи, масло, сало, холст, сукно и проч. Спасти церковь в таких условиях и при недостаточных средствах пожаротушения было невозможно. Она сгорела до основания вместе со всем имуществом.