Строители
Шрифт:
Почему Вы мне не ответили? Уже прошло восемь дней, как я послала Вам письмо. Это как раз то время, даже с небольшим запасом, чтобы от влюбленного человека примчалось письмо. Или Вы, увидев какую-нибудь новую машину, забыли меня?
А я-то тут думала, что он, бедненький, не спит, не ест, похудел, осунулся — только и мечтает обо мне.
Вот возьму и влюблюсь в Читашвили, самого сильного, самого робкого, самого нахального человека, которого я встречала до сих пор.
«Зачем, девушка, тебе Москва, — говорит он. — Смотри, какое голубое небо, синее море, какие деревья — все
Вот сколько, дорогой мой главный инженер, поэзии ежедневно (потому что с Читашвили я вижусь каждый день) выливается на меня из уст директора. Скажите, какое женское сердце при этом не дрогнет?
Это все он говорит мне в море, когда мы уплываем вдвоем далеко за буйки. Море тихое, ласковое, баюкает нас. На суше директор становится молчаливым. Мы сидим у моря, набегают маленькие волны.
«Чего вы молчите, директор?» — спрашиваю я.
«Тихо, Лидия Владимировна. Разве не слышишь?»
«Что, директор?»
«Как шепчут волны, девушка!»
Я прислушиваюсь, и волны начинают рассказывать мне о далеких людях в Москве, которые «вкалывают» (это слово недавно Николай Николаевич сказал про Вас — что вы «вкалываете») и знать ни о чем не хотят, писем не пишут. А их бедные знакомые все ждут и ждут!
Простите меня за вольный тон, возможно, он Вам не понравится, но такая уж я… Хотя давайте договоримся: если скоро придет от Вас письмо, я исправлюсь, вернее — начну исправляться.
Привет Вам от Н.Н. Ему-то Вы пишете, тут Вы постоянны в своей привязанности. Правда, Н.Н. не в счет, это особый человек…
До свидания, жду письма. Л.В.
Пишите мне на Главпочтамт. Фамилию-то не забыли? Северская, Се-вер-ска-я!!!
Глава семнадцатая
Великая держава «Моспроект»
Ох, сколько дел! Как организовать свой день.
Можно «сидеть» только на этих четырех домах — и я буду загружен по уши. И не думайте, пожалуйста, что я подменял бы прорабов и не решал там свои вопросы. Можно — тоже весь день — ездить по объектам. Тут уж главный инженер треста затратит время с пользой. Можно, наконец, целый день провести за столом в тресте — отвечать на телефонные звонки и принимать посетителей. Да-да, один раз я так и сделал — записал, какие вопросы решены. Очень, очень важные!
А там еще различные совещания, которые по привычке все ругают, и зачастую напрасно, потому что как же иначе координировать работу различных специализированных организаций, число которых все увеличивается?!
А отделы-службы треста? Очень разумно можно использовать день, поработав хотя бы по часу с начальником каждого отдела. А бригады? Как это хоть раз в неделю не поговорить с бригадами Косова, Королькова, Гната и другими? В тресте сорок бригад.
И все же решать только эти дела — смерти подобно. Как часто слышишь такие слова: «Сколько сейчас времени, уже шесть? Боже, а я еще ничего не успел сделать!»
Ничего не сделал! Целый день как проклятый мотался по стройкам, забыл пообедать, бежал от одного автобуса к другому, считал каждую минуту, но все время
И вот во вторник утром я бросил все — четыре дома, объекты в монтаже, посетителей треста, начальников служб, бригады — и поехал к Анатолию. Вслед мне неслись телефонные вопли достопочтенного представителя главка Трошкина. Секретарь Нина в черном (сейчас она носила только черное) выскочила вслед на лестничную площадку в полном отчаянии:
— Виктор Константинович, куда вы? Что говорить?
Я остановился.
— Только для вас, Нина, и совершенно секретно. К Анатолию Александровичу, а потом в «Моспроект».
— Когда же вы будете?
— Вот этого не знаю. Может быть, и не вернусь. Во всяком случае, если вечером не позвоню, обратитесь в милицию, живым от проектировщиков я вряд ли уйду…
На улице меня ждал Топорков.
— Ловить такси? — вытянувшись, спросил он.
— Нет, тут недалеко, пройдемся, хорошо?
— Слушаюсь.
Я пробовал наладить беседу, но Топорков отвечал односложно. Только один раз, когда мы проходили мимо магазина зонтиков, в его серых глазах появилась живая искорка.
— Извините, — он остановился около витрины. — Интересно!
— Что интересно, Игорь Николаевич?
— Английские! — он показал на большой черный зонтик, потом вздохнул: — Только у нас их не принято носить.
Я хотел развить эту тему, но Топорков, чинно поджав губы, только вежливо кивал головой.
Мы молча шли по улице Горького. И хотя тут, как всегда, было шумно, я был отдан на растерзание своим мыслям: куда бы я теперь ни шел, что бы ни делал, я постоянно думал о Морозове. Как мне поступить?
Как трудно тут переплелось все — антипатия друг к другу, технологические идеи, вызывающее поведение Морозова… «Хватит ли у вас смелости созвать технический совет?»
Технический совет… А как я должен повести себя на этом совете? Согласиться, что «поэтажная» технология, как выразился Морозов, которую я все время внедрял, изжила себя? Устарела? Самого себя высечь?.. Ну, прежде всего по-деловому: так ли это? Не знаю. Где-то чувствуется правота Морозова, в чем-то он ошибся.
Спросить разве Топоркова? Вот он шагает рядом со мной. Я посмотрел на его серовато-желтое невозмутимое лицо и отказался от этой мысли. Вот Анатолий… Да, да, конечно, Анатолий, как это я раньше не подумал? Вот кто мне может посоветовать. Он не будет щадить меня, как не щадил, когда я колебался, идти ли в трест. И как он скажет — так и будет.
— Именно — Анатолий! — произнес я вслух.
— Что вы сказали? — вежливо откликнулся Топорков.
— Это так, мысли.
Мы свернули в переулок. И вот уже показался дом, где находилось управление Анатолия. Фасад дома был совершенно плоский, ни карнизика, ни выступа, только между окнами с простенков смотрели головы девушек. У них были задумчивые лица, будто они все время размышляли, правильно ли сделали, что вот занялись такой странной работой.