Строптивая для бандита
Шрифт:
Я инстинктивно дергаюсь в сторону Кайданова, начинаю тормошить. Страх за его жизнь возникает так неожиданно и становится таким реальным, что мысль о возможной смерти кажется сейчас единственно верной. У меня будто камень с души падает, когда мои несдержанные толчки приносят результат, и Глеб приподнимается на лопатках.
– Слава небесам! Я так испугалась! – говорю я и вешаюсь на мускулистую шею мужчины, все ещё находящегося внутри багажного отделения.
– Что бы со мной сталось?! – усмехается Кай. – Я живучий! Разве не поняла ещё?!
– Поняла, – я отстраняюсь, давая ему возможность вылезти.
Глеб неспешно разворачивается, скидывает с себя одеяло и так же не спеша спускает ноги на землю. Тянется, разминает затёкшую шею, а я любуюсь им. Как
– Поехали домой, – говорит мужчина и разворачивается по направлению водительской двери.
– Погоди! – одергиваю я, а сердце, словно шальное, начинает отбивать чечетку в груди. Я даже в ушах слышу нарастающий ритмичный шум, но поговорить с Глебом нужно в любом случае. Он вопросительно выгибает бровь, ожидая объяснений. – Нам нельзя туда возвращаться, – на выдохе выпаливаю, сделав первый своеобразный толчок на пути к серьезному разговору.
– Это ещё почему? – недоумевает Кай. – Там безопасно, ты же знаешь.
– Пожалуйста, обещай, что прежде, чем хоть что-то предпринять, ты выслушаешь меня? – он ничего не отвечает, лишь выжидающе смотрит, и мне приходится принять его взгляд за согласие с моими требованиями. – Все это время я врала тебе, – торопливо бубню, потому что начать всегда сложнее всего.
– Сейчас не самое удачное время для признаний, – перебивает Кайданов.
– Нет! Сейчас то самое время! Момент, когда нужно решить все, пока не стало непростительно поздно. Просто послушай... Можешь убить меня, если захочешь, можешь снова запереть в комнате, пока не рожу, можешь скормить собакам – сам решай, но сделай одолжение – не перебивай! – почему-то внезапно начинаю чувствовать некий моральный подъем, позволяющий произносить речь уверенно и бесстрашно, в действительности без опасений за возможные последствия. Кайданов облокачивается о мой Мерседес и складывает руки на груди. – Меня зовут Марина Юрьевна Васнецова, и я – лейтенант одного из секретных подразделений ФСБ. В июне я закончила обучение в специализированной учебной части, и ты стал моим первым заданием, – я вроде бы смотрю на Глеба, но вижу его очень размыто, как будто заглядываю сквозь него. Мне хочется прочитать реакцию молчаливого собеседника, предугадать, как он поступит, но не выходит. – Спецслужбы уже давно точат на тебя зуб, но не могут поймать за руку. Моей задачей было собрать максимальное количество информации о тебе и твоей деятельности, получить достаточно доказательств для того, чтобы засадить за решетку на многие годы. Но с самого начала все пошло наперекосяк, потому что... Потому что я сразу влюбилась в тебя... Да! Это произошло в тот момент, когда мы впервые встретились. Ты манил меня, каким-то чудесным образом притягивал, несмотря на то, что временами поступал просто отвратительно. Наверное, я и сама ужасна, раз позволяю себе восхищаться тобой, несмотря ни на что, раз прощаю поступки, за которые не достоин прощения ни один человек. Да я и сама не достойна твоего снисхождения, и я понимаю это. Правда! Реши ты сейчас убить меня – я приму твой выбор. Позволю свернуть себе шею, придушить, разбить голову... Даже сопротивляться не стану, потому что заслужила.
Глеб никак не реагирует. Он завис что ли? Интересно, о чем он сейчас думает? Стоило ли все это рассказывать? Конечно, стоило! Кай бы все равно узнал. С самого начала он подозревал меня во всех смертных грехах, и, теперь, выяснив, что я дочь Захара, он ни за что бы не отказался от своей идеи вывести меня на чистую воду.
– Что касается отца, – я все же решаю продолжить свой монолог. Раз уж начала, надо выкладывать все, – я понятия о нем не имела. Мне сказали, что родители погибли в аварии, и с тех пор я жила в детском доме среди других детей. Из больницы меня забрали сразу туда, и это был худший день в моей жизни. Васнецовы не искали встречи и никак не участвовали в моей жизни до событий того злосчастного дня, о котором ты знаешь. Они наивно полагали, что смогут вернуть мое расположение, но их предательство слишком жестоко, чтобы можно было дать этим людям шанс на
Неожиданно Глеб подрывается с места и резко притягивает меня к себе одной рукой. Другой хватает за горло и сдавливает. Несильно, но достаточно для того, чтобы показать серьёзность своих намерений. Наклоняет голову к моей шее, утыкается в волосы. С шумом втягивает воздух.
– Готова понести наказание, Марина Васнецова? – вкрадчиво шепчет в ухо.
– Да, – отвечаю, закрывая глаза.
Глеб усиливает нажим. Медленно, но верно движется к цели. Я не протестую, просто принимаю все как есть. Одинокая слеза разочарования стекает по щеке, обжигая кожу. Неужели это действительно так и закончится?! Но в тот момент, когда я уже становлюсь готовой на автомате потянуться к накаченной руке своей, реализуя инстинкт самосохранения, все резко прекращается. Кайданов разжимает захват и носом трется о мою шею.
– Сам не знаю, почему готов сделать это, – шепчет он, – но я прощаю тебя. Даже сейчас ты показала, что не врешь, что готова расстаться с жизнью за свой поступок. Ты не была виновата в том, что было твоим приказом, ты даже не знала меня... А теперь, когда мы вместе, не предала... Единственная не предала... Я долго не мог признаться себе в этом, давил чувства и прятал их в себе, но теперь все бессмысленно... Я готов принять свои ощущения и разделить их с тобой. Я люблю тебя, Марина Васнецова, дочь врага моего и женщина из органов, люблю так сильно, что эти чувства целиком вымещают желание наказать за то, что шпионила за мной.
Глеб тянется к моим губам, и этот нежный, но в то же время, собственнический поцелуй, говорит за него гораздо лучше тысячи слов.
Год спустя
С ума сойти! За свои двадцать лет я ни разу не была на море, а теперь, вот уже целый год живу на самом его берегу! Могла ли я мечтать о таком счастье? Нет конечно! Обычному выпускнику детского дома эдакая роскошь даже и не снилась.
Я чувствую себя счастливой и беззаботной, как ребёнок всякий раз, когда утром выхожу на балкон с чашкой ароматного кофе, облокачиваюсь о перила балкончика с видом на море и любуюсь представшей перед глазами картиной.
Беззаботность я ощущаю лишь до тех пор, пока плач, проснувшейся в одиночестве дочери, не вынуждает меня вернуться на виллу.
Я стараюсь быть хорошей матерью и много времени провожу с малышкой. Глеб часто бывает занят. Несмотря на то, что мы так давно уехали из страны, в России у него остался ряд нерешенных вопросов. В основном из-за того, что часть информации по его делу я все же успела слить. Помимо этого, мой муж пытается наладить собственный бизнес здесь, на Сицилии, чтобы иметь подушку безопасности на случай, если ныне существующие источники финансирования нашей безбедной жизни будут вычислены спецслужбами.
Необходимость скрываться и жить под чужим именем, наверное, напрягает меня больше всего. Свободолюбивой мне никак не хочется мириться с этим фактом.
– А кто это у нас здесь проснулся?! – улюлюкает Глеб дочери, все ещё бултыхающей конечностями, лёжа в кроватке, а меня целует в щеку, привлекая к себе за талию.
– Глеб, – осторожно начинаю я, пока он тянет руки к ребёнку, – когда умывалась, заметила в грязном белье рубашку, перепачканную кровью... Ты же обещал мне, что с криминалом покончено!
– Да, малышка, прости, – спокойно отвечает он, – это не то что ты думаешь. Вчера прилетел Вася, и я не смог удержаться от того, чтобы навалять этому придурку как следует!
– Ты все же решил простить его? – шокировано моргаю глазами, удивленная тому, что Кайданов соизволил прислушаться к моему скромному мнению.
– Он столько сделал для меня в России за этот год... Без него я бы не справился. Думаю, Вася заслужил прощения, особенно после того, как я навалял ему вчера, – муж усмехается, с довольным видом вспоминая минувший вечер. – Найдём ему какою-нибудь аппетитную итальяночку, как считаешь?!