Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991
Шрифт:
24 мая выходит интервью, взятое у АНа корреспондентом газеты «Комсомолец Киргизии» А. Князевым.
<…>
— Хорошо. Так вот, и традиционная, как вы говорите, проза пытается заглянуть в будущее, содержит в себе некий момент предвидения. Фантастика, надо полагать, просто обязана. Вот сейчас мы открываем для себя то, что иногда называют «сундучной» литературой…
— Лучше стольной, из стола… Я понимаю, о чем вы хотите меня спросить. Знаете, даже те произведения, о которых вы завели речь, не дают оснований говорить о каком-либо предвидении.
<…>
В конце мая БНу приходит письмо немецкой переводчицы Хельги Гуче. На нем помета БНа: «Ответ 30.05.89».
<…>
Сейчас перевожу «Гадкие лебеди», и здесь тоже у меня появились вопросы. Была бы Вам очень благодарна, если бы Вы еще раз помогли мне. Перевожу текст, который написан на машинке.
Вопросы такие:
Гейбор — это Dennis Gabor?
стр. 45 — Срам! — с негодованием сказал доктор Р. Квадрига. — Чешуя! И головы. (Смысл последних слов мне непонятен.)
стр. 62 шерочка с машерочкой
стр. 69 Хорошо бы придумать, как спросить. Как-ниб<удь> облически.
стр. 74 шесть углов на шее
стр. 116 хамло
стр. 125…довелось однажды играть Озрика.
стр. 144 хватит с меня и газет
стр. 229 пьявки. кочки
стр. 244…что-то вроде болезненного физиологического отправления
стр. 320 туесок
стр. 382 Нора королева столичных клопов
стр. 385 ханурик
стр. 398 «зас…ц ты»
стр. 405 драп
4 июня выходит интервью АНа в «Тюменском комсомольце», взятое Константином Тихомировым.
<…>
— Судьбы некоторых ваших книг — это, образно говоря, «судьбы пророков в своем отечестве». Возник из небытия «Град обреченный», опубликованы в нормальном виде «Сказка о Тройке», «Улитка на склоне», «Гадкие лебеди»… Как вы чувствовали себя, чисто морально, все те годы, будучи авторами книг, существующих подпольно и полуподпольно, в ином измерении?
— Да плохо чувствовал… Конечно, мы не думали, что когда-нибудь при нашей жизни выйдет в свет «град обреченный». Мы не думали, что выйдут при нас «Сказка о Тройке», или «Улитка на склоне», или «Гадкие лебеди»… И было страшно приятно, когда они вышли.
Мы относимся к тем немногим людям — журналистам, писателям, художникам, театральным деятелям, киношникам, — которые получили прямо и непосредственно доход с перестройки, доход с гласности. Будем надеяться, что остальные профессионалы — хлеборобы, металлурги, ремесленники, транспортники — тоже начнут выходить на ту же орбиту, на которую вышли мы,
Что касается «Гадких лебедей», то они скоро будут опубликованы в составе книги «Хромая судьба». Вот почему мы говорили: «„Хромая судьба“ — не полностью». А теперь они воссоединятся…
— Помню, как в 70-х ходила по рукам стенограмма встречи читателей с Борисом Натановичем, где он заверял: «„Улитка на склоне“ — это единственное, что у Стругацких будут читать в XXI веке». Такое утверждение говорит о большой любви авторов к своей вещи…
— Нет, это неправильно: насчет любви и прочей сентиментальности. Что значит любовь?! Да это просто предчувствие того, что эта вещь еще понадобится. При всех обстоятельствах, исключая, конечно, полную аннигиляцию человечества — чего, я надеюсь, не будет. При других мыслимых обстоятельствах «Улитка» будет нужна. Все остальные книги могут быть однодневками, или одногодками, или десятилетками… То есть мы видим в XXI веке человека, читающего Стругацких, именно с «Улиткой на склоне». Не знаю, с отвращением он будет читать или с любовью, как вы выражаетесь, с восхищением, с интересом… Но, впрочем, это нас уже не касается. Нас уже не будет в живых тогда.
— Знакомая картина: в «Улитке» за обстановкой строжайшей секретности Управления скрывается полная беспомощность в делах Леса. Прямое попадание в брежневщину…
— Мы никогда не целились. Да и это гораздо раньше Брежнева было написано…
Знаете, до тех пор, пока вы, широкая публика, не усвоите, что фантастика отличается от традиционной литературы тем, что она занимается проблемами глобальными — независимо от класса, от страны, от верований, религии и т. д., — до тех пор всем будет чудиться в фантастике иносказание. А фантастика берет своей главной темой только самое общее для всех: отсутствие хвостов, например, или отсутствие шерсти на груди у женщин. И есть некоторые психосоциальные вещи, общие для всего человечества. Соотношением этих общих и довольно постоянно действующих психосоциальных характеристик людей с непрерывно меняющейся технологической и социальной жизнью — вот этим и занимается фантастика. Вот почему мне жаль этого беднягу Сергея Плеханова, выступившего в апреле в «Литературной газете», который считает, что фантастика — это «эзопов язык». Чепуха это! Никогда она не была эзоповым языком. То есть были, конечно, некоторые авторы, но эзопов язык — он более в сатире применяется или в историческом романе, а в фантастике это не главное. Главное для нее — масштабы, в которых бьется действительность.
— Критику А. Зеркалову Перец напомнил князя Мышкина…
— Князь Мышкин — это вечный персонаж. Мышкины были до Достоевского, они и сейчас существуют и будут, слава богу, существовать еще сто лет. Это энергетические сгустки самого лучшего, что есть в человечестве — милосердия, великодушия, стремления к самоотдаче, самопожертвованию…
И мы совершенно не думали о какой-то аналогии: Перец — князь Мышкин. Перец — фигура в два раза уже…
Господи! Да если бы это удалось: написать что-то вроде князя Мышкина на фоне Леса! Тогда нам было бы легче умереть.
— Вы учились у Достоевского?
— Слишком поздно до него добрались… Мы освоили его по-настоящему, когда уже выработался свой стиль, когда учителей не стало нужно…
А преклонение перед ним — огромное. Независимо от нашей воли, он входит в кончики пальцев, когда мы печатаем. Если в этом смысле, то тогда мы, конечно, ученики Достоевского. Но это несознательно…
<…>
В шестых номерах журналов «Литературное обозрение» и «Октябрь» печатаются разборы последних журнальных публикаций Стругацких авторства Марка Амусина.