Студенческие хроники или год в общаге

Anika_Zhu

Что ты собираешься делать, Елена?! Хочешь стать убийцей собственной плоти и крови?!

Эти вопросы звенели в голове.

Я резко одернула руку и вскочила с кушетки.

– Девушка, что с вами? – немного испуганно пролепетала врач.

– Я… я… не хочу. Не надо аборт. Не надо, – задыхаясь, выдавила я.

– Мисс, сядьте, – попросила одна из медсестёр, – успокойтесь. Вы переволновались.

Она насильно усадила меня обратно. Я вертела головой и пыталась доказать, что говорю на полном серьёзе. Однако в горле застрял комок, не дающий сказать

ни слова более и с болью сжимающий голосовые связки.

Докторша снова поднесла укол к предплечью. В тот же миг ко мне вернулись силы и дар речи. Я схватила брюнетку за руки и сжала их. Шприц с коротким звоном упал на пол.

– Прошу, послушайте, – лихорадочно и несвязно шептала я, на ходу облизывая пересохшие губы. Меня колотило как в припадке, перед глазами всё плыло, грудь сдавливало, не давая дышать. – Не делайте аборт. Я… я отказываюсь от него. Отказываюсь.

– Девушка, – врач сделала знак медсёстрам, означающий, чтобы они не вмешивались, – теперь вы тоже меня послушайте, пожалуйста. Я, конечно, могу не делать аборт, но вы уверены, что принимаете это решение осознанно?

– Да, да! – тут же закивала я.

– И вы уверены, что через несколько лет не отдадите этого ребёнка в детдом? Вы можете мне это обещать?

– Я клянусь, я никогда его не отдам, как тяжело бы мне не было! Клянусь! – я умоляюще заглянула докторше в глаза. Та поджала губы и подняла уголки губ в мимолетной улыбке. Она мне верила.

– Хорошо, – брюнетка положила руку мне на плечо, – мы не будем ничего делать. Не переживайте. Малышу это не на пользу.

– Спасибо, – выдохнула я, облокачиваясь о стенку и прикрывая глаза. Хотелось плакать от счастья и от того, что я вовремя остановила это безумие.

Врач присела рядом.

– Как тебя зовут? – негромко спросила она.

– Елена.

– А я Мередит. Мередит Фелл.

Воцарилось молчание. Через некоторое время его прервала пухленькая тёмноволосая медсестра.

– Извините, конечно, но что мы будем делать с той девушкой, сестрой вашей, и парнем? Они ждут вас.

– О, чёрт, – вздохнула я и спрятала лицо в ладонях. – Они… они хотят, чтобы я сделала аборт. И если они узнают, что я отказалась от него, то… то страшно представить, что будет…

– Может, мне поговорить с ними? – осторожно поинтересовалась Мер.

– Не надо, – тут же отказалась я. – Ты не сможешь их переубедить. Станет только хуже... Моя сестра особенно категорична.

– Тогда что?

– Слушай, – после недолгой паузы встрепенулась я, – я знаю, что не имею права просить о таком чужих людей, но… но вы моя последняя надежда. Мередит, не могла бы ты вколоть мне простого снотворного? Думаю, никто не будет разбираться, под настоящим ли я наркозом.

– Это идея, – одобрительно покачала головой Фелл, – но есть одна загвоздка. Я так поняла, ты живёшь со своей сестрой и подругами? Тогда твой обман быстро раскроется хотя бы тем же токсикозом. А уж когда ты начнёшь прибавлять в весе, то сразу всё станет понятно…

– Я могу переехать от них, – немного подумав, сказала я. –

И бросить учёбу. Что угодно, лишь бы сохранить жизнь ребёнку.

– Знаешь, ты можешь пожить у меня какое-то время, – улыбнулась докторша. – Правда. У меня большая квартира, и иногда в ней довольно-таки одиноко… А ты, я вижу, хорошая девушка.

– О, Мередит, – я не верила своему счастью, – Мередит, огромное тебе спасибо! Я… я не знаю, как отблагодарить тебя! Ты столько для меня сделала, хотя я совсем чужой тебе человек!

– Я верю, что когда-нибудь мне это воздастся, – подмигнула врач.

– Мне так неловко… Я точно не буду тебя стеснять?

– Ни капельки! – Мер взяла меня за руки и улыбнулась ещё шире. – Уверена, мы сживёмся.

– Ты везучая, девочка, – заметила медсестра. Я подавила слёзы, испытывая искренню благодарность и любовь ко этим людям.

– Пора приступать к делу, – встала с кушетки Фелл и подошла к шкафчику с лекарствами. – Я вколю тебе снотворное, безопасное для ребёнка.

Брюнетка достала шприц, бутылочку и, набрав лекарства, подошла ко мне.

– Не бойся, – ободряюще улыбнулась она. – Когда проснешься, всё будет позади. Ложись сразу на каталку.

Я послушно выполнила все требования. Расслабилась и умиротворенно посмотрела в потолок, положив руки на живот. Сначала кожу привычно “подморозил” спирт, а затем я почувствовала острую, но быструю боль – игла вонзилась в предплечье.

“Всё будет хорошо, малыш”, – это были последние мои мысли, прежде чем я погрузилась в глубокий тяжёлый сон.

– Как его зовут? – наконец, заговорил я, поглаживая фотографию, отобранную у Елены. Девушка недовольно покосилась на меня, обдумывая, говорить имя или нет, и нервно заправила прядь волос за ухо. Я грустно усмехнулся.

– Елена, понимаю, что больше всего на свете ты хочешь стереть меня с лица земли, но, умоляю, ответь на мой вопрос. Это очень важно для меня... Как его зовут?

– Эдвин, – Петрова произнесла имя очень тихо, но я всё равно расслышал.

Эдвин… Эдвин Сальваторе.

Мой сын.

В груди разлилось жгучее, но одновременно приятное тепло. Я отец. Отец. Какое ликование приносит это слово!

Я хочу встретиться с сыном. Непременно.

– Ни за что! – оказывается, последние слова я произнес вслух. Девушка вскочила с диванчика и скрестила руки.

– Скажи, ты смеешься надо мной?! – она была в ярости. – Два года назад ты не хотел этого ребёнка, бросил меня в труднейший период моей жизни, а теперь, когда все более-менее наладилось, внезапно решил поиграть в доброго папочку?! Думаешь, у меня совсем гордости не осталось?!

– Елена, пожалуйста, – я тоже встал с дивана и заглянул Петровой в глаза, – мы же взрослые люди. Давай решим всё спокойно, без лишних эмоций и злобы. Да, я виноват и не отрицаю это. Я виноват ровно настолько, чтобы ненавидеть себя за прошлое. Я был полнейшим идиотом. Но я хочу исправить ошибки. Ребёнку нужен отец, ты должна сама это понимать. И он… нет, вы, вы оба мне также нужны. Больше всего на свете.