Студент 3
Шрифт:
Я невольно заслушался, остановившись у двери. Черт! Слушал бы и слушал.
С лестничной площадки вывернул незнакомый мне парень. Сразу все понял, рот растянулся до ушей:
— Любаша лабает?
— Ну а то кто же, — улыбнулся и я. — Она одна у нас такая.
Он приостановился, вслушался.
— Да уж! Талант, ничего не скажешь. Только дура!
И расхохотавшись, двинул вдаль по коридору.
А я дослушал композицию до конца. Конечно, Люба не дура. Слишком простодушная, сумбурная и много чего ляпает не думая — да. Но это же не глупость.
Финальный аккорд — и комната за дверью взорвалась аплодисментами. Мне показалось, что присоединились к рукоплесканиям обитатели соседних комнат.
И на этом фоне я громко постучал в филенку.
— Да! — воскликнули сразу несколько девичьих голосов.
— Здравствуйте!..
Я выразил совершенно искреннее восхищение музыкальным номером, и видно было, насколько это Любе приятно.
— Я старалась, — сказала она скромно.
— Ты, Люба, профессионал, — ответил я серьезно и без пафоса. — Заходила ко мне? Есть вопросы?
— А ты откуда знаешь? — стремительно спросила она.
— Ребята передали.
— А они откуда знают?
Вот и говори, что Люба дура! Все она смекает быстро.
— Не знаю, — усмехнулся я. — Но ты первый день здесь?.. Информация же растекается как в ком… как в ЭВМ! Если не быстрее.
Чуть не брякнул «как в компьютере», позабыв, что слова такого в русском языке тогда не было.
— Это точно, — легко признала Люба. — Да! Заходила.
Лицо ее на миг стало задумчивым. И она решительно отложила гитару.
— Я ненадолго, девчонки, — предупредила она и встала, сунув ноги в тапочки.
Естественно, была она в каких-то невыразимых трико и лоснящейся клетчатой рубахе… Ну да я уже говорил, что разгильдяйства в нашей артистке было выше крыши.
— Давай выйдем, — предложила она, — поговорим.
— Идем, — я отшагнул в коридор. — А куда?
— Куда?.. Да хоть бы в кухню пошли, навряд ли там сейчас кто есть.
— Разговор тет-а-тет? — я усмехнулся.
— Да. С глазу на глаз.
В кухне и правда никого не было. И свет погашен. И прохладно. Форточка открыта.
Включив свет, Люба зябко поежилась, захлопнула форточку:
— Однако! Давай газ включим.
И зажгла пару конфорок.
— Осень, — сказал я.
— Осень, — согласилась она со странной интонацией. — Ты знаешь, странно… Почему-то мне казалось, будет легче…
А я вдруг догадался, о чем речь. То есть, речь-то еще не началась, Люба жмется и мямлит, что на нее не похоже. Но я понял, что сейчас начнется.
— Слушай, Люб, — сказал я по-дружески, — давай я тебя избавлю от лишних забот. Мне кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать.
Она взглянула на меня опять же с робостью:
— Догадался?
— Вроде бы. Встретила своего?.. Первую любовь.
— Да, — вздохнула она. — Умный ты парень, Василек.
— Не столько умный, сколько чуткий. Но это неважно. В данной ситуации.
Люба
— Может быть, и так.
И поведала историю последних дней.
Суть в том, что секретарь комсомольский секретарь университета позвонил Хафизу — своему коллеге — и попросил конкретно Любу для небольшого «закрытого» концерта. К ним в универ прибывало какое-то начальство-полуначальство из Москвы, не суть. Кого-то осенило сделать гостям культурную программу, а о Любови Королевой слава местного масштаба уже расплылась в узких кругах… Ну, вот так ее и взяли в аренду. Сыграть и спеть в малом зале перед избранной публикой. Не она одна, еще двое, в том числе пресловутый победитель конкурса туристической песни, который на Любу подействовал как красная тряпка на быка.
Она и сейчас с удовольствием его обматерила:
— П…дарас! Извини, конечно.
— Да ничего.
Но признала, что выступил он неплохо. Правда, она сама все-таки лучше. Что исполняли?.. Ну, самый ходовой бардовский набор: Визбор-Высоцкий-Окуджава. По заказу публики. Она, публика, осталась довольна. Люба тоже. Сценическое вдохновение, азарт исправно пришли к ней во время концерта, она это ощутила безошибочно — ну и выдала шикарные номера.
Потом, упоенная собой и авансами, которые ей навыдавали местные комсомольцы, она победно шла по коридору, гитара за спиной, как снайперская винтовка…
И наткнулась на него.
Конечно, они вмиг узнали друг друга.
Люба расчувствовалась, заговорила искренне, распахнула душу:
— Вот как будто сдуло все те годы! Ну, конечно, не больно много-то их и прошло… а иной раз вдруг покажется — Господи! Вечность тому назад… А тут — как вчера расстались. Хотя он изменился.
Видно было, что жизнь как-то так прокатила его на черных шарах, жестко взъерошила против шерсти. Вчера самоуверенный уездный шевалье, сегодня он выглядел присмиревшим, даже приниженным. Любе неимоверно обрадовался. А она…
Сперва, призналась она, ее захлестнуло мстительное чувство.
— Ну, думаю, сейчас выскажу! По чьей милости я в абортарий прогулялась?.. Тебя бы говнюка, туда! А он… А потом…
А потом Любе по причине ее беззлобности и сердобольности стало до боли жаль облезлого мажора. Слово за слово… Пошли гулять по улицам, прошлое стало воскресать с неодолимой силой…
— Уже и отпихнулись, что ли? — не удивился я.
Искренне говорить, так искренне.
Люба смущенно отвела взгляд и зачем-то стала чесать задницу.
— Так это дело хорошее, — вспомнил я Толика. — И полезное!
— Это вам полезное, — огрызнулась она. — А нам потом пузо таскать. И думать, что с ним делать…
— Ладно, это вопрос другой. Меня ты зачем решила проинформировать?
Люба опять сунулась было чесать ягодицу, но отдернула руку. Взглянула на меня. В скверном свете слабой, без плафона лампочки глаза ее показались почти чернильными.
— Зачем?.. А вот зачем.
Глава 17