Студент: Назад в 90-ые

LikanTrop

– Яааа, яааа, - язык девушки заплетался, а тело пробила мелкая дрожь.

– Не переживайте, – положил парень ладонь на ее плечо и больно сжал, - вот скажите правду на суде и все будет хорошо, – доверительно кивнул он. Вышел за порог квартиры и захлопнул за собой дверь. Девушка постояла столбом несколько секунд, а потом ее ноги подогнулись, и она села попой на коврик. Рядовой Ребко же, насвистывая какую то армейскую мелодию, беззаботно спускался вниз по лестнице. Он был уверен, что девушка поняла его правильно. А долгое ожидание Лисицкой у дома, и правда разгуляло аппетит. Вопрос был один – взять котлеты с макарошками или с пюрешкой?

24 сентября 1988

года Бутырская тюрьма г. Москва. Святослав Степанович Григорьев

Самые сложные при отсидки года – это самый первый и самый последний. Не смотря на весь мой накопленный в прошлой жизни опыт, последний месяц перед судом был самым напряжным. Мысли из раза в раз сбивались на будущий суд. Сколько мне дадут? Куда отправят? Прав ли Шницерман в своих заключениях или нет? Все это бередило душу, и дико мешало при попытках отвлечься на тренировки или на чтение книг. Гриша долго анализировал эти эмоции и пришел к единственному выводу, что они не его. Они юного Славы. Молодой организм просто не мог долго находиться без дела. И предвкушение скорых, вполне возможно положительных изменений заставляло тело парня чуть ли не подпрыгивать от нетерпения. Однако долго ли коротко ли, но день суда настал.

– Григорьев Святослав Степанович, готовимся на суд! – в районе семи утра послышался голос из кормушки. Нищему собраться – только подпоясаться. Умылся, почистил зубы, надел спортивные штаны и рубашку не по размеру, которую подогнал мне Маленький (путевого пацана всегда на суд собирает камера, но в нашей я общался только с картежником, так уж вышло), и вот спустя 20 минут вертухаи открыли тормоза, и мы отправились по темным коридорам в подвал к другим горемыкам, которых как и меня должны были отвези на суд. Такие камеры называются сборкой. В той которую меня завели сегодня не было нар, только умывальник и дырка в полу. Но тут уж как повезет.

В ожидании транспорта и шмона, от безделья начал рассматривать других ребят. Взгляд сразу остановился на двух качках в потрепанных советских спортивных костюмах. Парни кровь с молоком и аршин в плечах хоть и были внешне большими, но стопроцентные первоходы. Молодые это раз. Ну и явно нервничали, переминались с ноги на ногу, злобно крутя глазами по сторонам. Это два.

– Слышь, дед! Дай и нам закурить! – подошел один из качков к сухонькому среднего роста седому дедку, что стоял аккурат справа от меня. Тот как раз достал из серых брюк пачку дорогих и дефицитных в это время красных Мальбро и вставил в рот сигарету.

– Кури свои – дешевле будет, - ответил мужичок и закурил, стряхнув невидимую соринку с белой в черную полоску рубашки с длинными рукавами. Присказка сразу меня заинтересовала, выдав в мужчине либо крайне опытного сидельца, либо вообще вора. Это еще если дорогих сигарет не считать.

– Чоооо? Ты чо, дед, попутал? – тут же вызверился второй лоб и сделал шаг к нашей половине камеры.

– Парни, кипеш кончайте. Не уважаете человека, так хоть возраст уважьте, - не сдержался я. Тоже что ли нервяк перед судом одолел? Или может просто эти две рожи были мне настолько противны, что я не сдержался? Ну нельзя себя так в тюрьме вести, да еще и по отношению к незнакомым людям. Прямо против нутра мне это встало.

– Ты, пиздюк, мне указывать будешь что делать? Да я тебя ща…, - что там со мной «ща» сделает этот качок я слушать не стал. Если драки нельзя избежать – бей первым. 50 лет жизни вбили в меня это правило намертво. Парень сделал ошибку, подошел вплотную и навис надо мной, даже немного наклонившись, ну и получил лбом прямо в нос.

– Ааа, сука, - схватился за разбитый шнобель и губы мой визави, я же оттолкнул его в сторону, чтобы не мешал, и

мгновенно оказался в середине камеры напротив его друга. Пропустил мимо себя не особо умелый удар с левой, и правым хуком в висок отправил сознание второго качка в краткосрочный отпуск. После чего вернулся обратно на свое место.

– Спасибо, молодой человек. Сигарету?
– повернулся ко мне и раскрыл приглашающе пачку дедушка.

– Не курю, - пожал я плечами, но благодарно кивнул на предложение.

– У вас кровь на лбу, - показал указательным пальцем обладатель дорогих сигарет. Я потрогал лицо, и правда. Видимо сечка от зубов. Пришлось отправиться к умывальнику и, слушая подвывания, сидящего на кортах качка номер один, принялся приводить лицо в порядок.

Минут через пять зашли вертухаи. Агрессивная молодёжь уже пришла в чувство и стояла у противоположной стены, не отсвечивая. Один качок взирал на мир мутными глазами, второй платком придерживал распухший нос, будто боясь, что тот сейчас отвалится. После шмона настало время грузиться в машину, остро смахивающую на хлебовоз. По дороге снова подошел дед и протянул руку:

– Мы не представились, не хорошо. Анатолий Иванович, для своих Толя Четвертак.

– Слава Студент, - рукопожатие у деда было твердым и крепким. Даже удивительно для столь почтенного возраста и хилой комплекции сидельца.

– Ну что ж, Слава. Буду знать, ежели что. Ну и ты теперь меня знаешь, - хитро хмыкнул седовласый.

– Благодарю, но надеюсь такие знания не пригодятся, - улыбнулся я в ответ и отправился грузиться. Машина, в которую нас запускали, была обита металлом и имела в кузове только одну дверь с решеткой на окне. В кабину село два вооруженных сотрудника конвоя и еще двое отправились с нами в кузов. Заключенных быстро распределили в две секции огороженные металлическими прутами. Это для того, чтобы конвой видел, что делают люди внутри отсеков. Рядом с лавочкой для сотрудников прямо напротив двери находился так называемый стакан. Это как туалет в деревне, только железный. Туда может втиснутся человек, очень неудобно зажатый со всех сторон стеной железа. Как правило туда отправлялись самые опасные зеки или женщины, которых нельзя сажать к мужикам, во избежание насилия и прочего безобразия. Так же туда могли раскидать подельников, которые в плохих отношениях друг с другом.

В пути мы провели в районе часа, зашли в здание суда под конвоем через отдельный вход, после чего меня засунули в камеру недалеко от самого зала суда. Еще через час сопроводили непосредственно в место, где решится моя судьба, так же через отдельные двери. Если бы дело было громкое или я был бы преступником склонным к агрессии, то наверняка оказался бы в клетке. Но дело мое было не сложное и срок грозил не очень большой, так что усадили на обычную деревянная лавку с деревянный бортом с трех сторон. Рядом на всякий случай расположился охранник.

– Ну как ты, Слава? – подошел ко мне адвокат и положил ладонь на плечо, - все идет по плану, так что не дрейфь, - мужчина нагнулся и добавил полушёпотом, - и главное делай как мы условились, грустные глаза, вежливая речь, виноватый вид. Нам досталась товарищ Малышева судьей, она профессионал, хоть и женщина молодая, но, что для нас важно, довольно незлобивая.

Зря Шницерман переживал. Сам процесс у меня не вызывал особых эмоций, все таки в прошлой жизни я был рецидивистом матерым, в судах находился многократно, в том числе и по тяжелым статьям. Осмотревшись, увидел только пару знакомых лиц. Это были приятеля брата. Рембо кивком головы поприветствовал меня, а потом задорно подмигнул. Вышло это у него криво и немного устращающе, с его то рыбьими глазами. С другой стороны, сразу стало ясно, у брата дела нормалек.