Студенты. Книга 2

Аргунов Анатолий Васильевич

— Савва Николаевич, что конкретно вы предлагаете? — Заместитель министра решила закончить пикировку известного ученого и нового назначенца на должность главного специалиста.

— Предлагаю собрать от всех ведущих ученых страны, в том числе академиков РАМН и директоров институтов, предложения по модернизации нашей службы в отдельных учреждениях и потом только принимать какие-либо конкретные планы.

— Но это займет много времени.

— Лучше не спешить, чем напороть в горячке несуразность и расхлебывать ее потом несколько лет. Медицина — консервативная отрасль, тут спешка не нужна, в том смысле, что не вся медицина — «скорая помощь». Я знаю,

что есть много очень деловых и хороших предложений у моих коллег. В частности, ориентация на отечественного производителя техники и лекарств. Нельзя же зависеть от западного рынка, нужно развивать свой. И еще много чего у нас есть.

После споров предложение Саввы Николаевича было принято большинством участников совещания, согласилась с ним и заместитель министра.

— Переходите к нам работать, Савва Николаевич. Чего вам с вашим опытом и знаниями в N-ске делать? — сделала она лестное предложение.

— Спасибо, Оксана Федоровна! Но возраст у меня уже не тот, да и непривычен я угождать, выгоните быстро…

И они оба рассмеялись.

Символичной концовкой симпозиума стала поездка участников конференции на ужин в Екатерининский зал Царского Села. Туда они отправились после второго дня работы.

Впереди в машине с мигалкой ехал новый начальник службы, возглавляя вереницу из пяти автобусов.

Савва Николаевич не поехал, но проводил Дорофея Михеевича до автобуса, а сам вернулся в номер. Устал, да и давление что-то пошаливало, решил не ехать, отдохнуть. Вечером за телевизором и чашечкой горячего чая он расслабился и уже готовился ко сну, ожидая с минуты на минуту своего соседа. Но того не было и не было. «Может, после ужина куда зашел, со знакомыми сидит», — решил Савва Николаевич и, уткнувшись в подушку, заснул. Разбудил его стук в дверь:

— Кто там?

— Открой, Савва Николаевич, это я, — услышал он голос Дорофея Михеевича.

— Сейчас, сейчас. — Савва вскочил с кровати и пошел открывать дверь.

— Что так поздно, уже два часа ночи?

— Ты не поверишь, Савва Николаевич, мы заблудились…

— Как заблудились?

— Поехали в Царское Село, а оказались в Волосовском районе за сотню километров от него. Наш новый, как вы назвали, предводитель дворянства, не зная дороги, завел так, что едва выехали. Только к десяти добрались до места. Там уже все переволновались, ужин остыл, артисты разбежались. В общем, атас! Только одно спасло — водки было много… — И он, сняв с себя одежду, перекрестившись, рухнул на кровать, моментально уснув.

Что же ждать от нового лидера, заведшего людей в глухие леса Ленинградской области?

Ответа Савва Николаевич пока не находил, но его многолетний опыт подсказывал: не к добру это, не к добру. И с этими мыслями он долго не мог заснуть.

Ему примерещился старый товарищ Вениамин Аникеев, родом из Мордовии, с которым он учился в институте. Оба занялись пульмонологией и периодически встречались то на конгрессах, то на каких-нибудь симпозиумах. А тут пропал Венька, нет его нигде. Савва Николаевич позвонил, а бывший Венькин секретарь отвечает:

— Вениамин Ильич теперь у нас министр здравоохранения республики, звоните туда, — и назвала телефон.

Савва Николаевич долго сомневался, но как-то позвонил. С трудом, но секретарша соединила его с министром.

— Мартынов беспокоит.

— Не понял? Савва, ты, что ли?

Они говорили долго-долго, как старые друзья, не видевшие друг друга столько лет. В конце разговора Венька сказал слова, поразившие Савву Николаевича:

— Не ходи никогда

во власть, сволочное это дело.

— А ты как же?

— А я уйду скоро…

Больше они не виделись. А вскоре дошла весть, что Вениамин Ильич, Венька Аникеев, умер прямо у себя на рабочем месте, в кабинете министра… Вот она, цена власти, если честно делать свое дело. Так было всегда, наверное, так и останется: честь — она есть или ее нет, другого не дано.

По возвращении профессора к себе на работу коллеги спросили, как там прошло совещание, что нового? Савва Николаевич долго-долго думал, что ответить, и неожиданно для себя изрек:

— Тщеславие никогда не приводит к хорошему. Оно растет, растет, достигает размеров дутого пузыря, а потом бах… и лопается. Остается лишь пустой звук во вселенной. Это как с луной — росла, росла до бледного диска, а потом исчезла, растворилась в небесах. Но смотришь, а через какое-то время снова народилась, и так до бесконечности… Тщеславие человека похоже на луну, и этим все сказано.

Коллеги понимающе закивали головами.

— Мы так и думали…

Глава 14. Пробуждение

Страна стала просыпаться после длительного летаргического сна, в который впала в начале девяностых.

Для всякого не посвященного в дела России трудно понять, почему вторая в мире держава добровольно сдалась, даже не пытаясь защитить свои интересы. Наверное, политологи со всех сторон изучают уникальный опыт самоуничтожения страны. И многим оно представляется логичной целью предательства правящей элиты, не желающей брать на себя ответственность за судьбу страны. Пусть решает мировая цивилизация, ей виднее. Жизнь — школа, а мы — ее студенты: хорошие, плохие, разные… Мы стремимся познать как можно больше, взбираясь по спирали знаний все выше и выше; вот, кажется, достигли пика, но это иллюзия, мираж в пустыне, ибо за покоренной высотой открывается другая, еще более значимая. Так было, так будет, пока живо человечество. И путь этот — в бесконечность… Как Вселенная, которую мы так и не познаем до конца. Не один человек вспоминал утром, перебирая в памяти вчерашний день: как прожил, что сделал хорошего, а что не сделал или сделал не так, как хотелось бы. От таких мыслей не по себе всегда бывает. При этом каждый осознавал, что лично от него мало что зависит в мировой политике. Но хорошо понимал, что в критические моменты истории роль личности становится наиважнейшей.

Вот и Федор Михайлович Достоевский разочаровался в своих революционных идеях. Как хорошо все начиналось! Свобода, равенство, братство… Какие упоительные для души русского интеллигента слова во все времена. Что же такое случилось, что через какие-то десять — пятнадцать лет Достоевский вдруг пишет жестокий роман, наносящий делу революции такой урон, равного которому не было в истории России? Название этого романа весьма символично — «Бесы». В нем Федор Михайлович проклинает саму идею революционных преобразований. Революцию он посчитает бесовщиной, а самих революционеров — бесами, превратившимися в грязных свиней. Отчего так? Савва Николаевич давно пытался найти ответ на этот вопрос, но не находил. И вот, кажется, только сейчас он стал понимать великого русского писателя. Революция — это кровь, страх, унижение и потеря человеческого облика. Это грязь и свинство! Значит, вот и ответ — почему молчит русская интеллигенция, когда в стране нехорошо! Не хочет подыгрывать современным бесам или боится, наученная горьким опытом трех революций и гражданской войны?