Стук тыгдымского коня
Шрифт:
– Повезло нам, - сообщил пускающий слюни Дима Тарасов.
– С нами биофак прислали. Надо знакомиться, пока другие не набежали.
Тарасов, не теряя времени, пошел на штурм.
– Девчонки, вы с биофака, да?
– Мы - биологини, - сообщила ему обладательница косы.
– А...эм, - Тарасов мялся и краснел, вызывая звонкий смех и перешептывания
– А мы тогда - физевсы, - подоспел ему на помощь Уханов.
– Предлагаю объединить божественные начала.
Ответ девушкам понравился, и объединение прошло успешно. Дальше компании работали вместе.
Вечером ожидалось веселье и танцы. Физевсы сервировали стол, и волновались, томясь в ожидании. В комнату влетел Цибалин.
– Тебе места нет, - тут же стали его выпроваживать.
– Какое место? Вы в окно смотрели? Нам - хана!
Все столпились у окна, не веря своим глазам. За ограждением возле ворот стояло с десяток мотоциклов и пара автобусов. Из них выгружались местные, разминаясь, доставая арматуру и цепи.
– Ребята. Ребята. Сюда нельзя. Так нельзя, - навстречу им бежал преподаватель от биологов.
– Ребята, опомнитесь. Я вас про...Э-ак.
У Уханова по спине пошли мурашки. Вместе с остальными он выбежал из комнаты. В холле царило столпотворение. Несколько человек двигали к входной двери огромный деревянный шкаф, запертый на замок. В углу крутили профессора Майофиса.
– Пустите. Пустите. Я им объясню. Я остановлю. Так нельзя. Да пустите же, - пытался он вырваться.
В панике с визгом метались биологини.
– Что мне делать? Как я буду? Я драться не уме-е-е-ю, - причитал худой долговязый паренек.
– Сдохни где-нибудь, - оттолкнул его мускулистый студент в тельняшке. Он выглядел старше остальных, и, судя по повадкам, отслужил в армии.
– Мужики, держите дверь. Держите до упора. Белобрысый, девок в подвал гони, и препода туда же. Толян! Толя-ян, бля! Толик, бери всех свободных. Разбирайте койки. Сетки и дужки сюда. Да сдохни, тебе сказали! Не вертись под ногами.
Никита, холодея, бестолково бегал по кругу, то к держащим шкаф, то к окну, то к винтовой лестнице на этажи за койками.
В очередной раз метнулся к дверям, и налетел на Женю Шеногову, сидящую на корточках с зажмуренными глазами и обхватившую руками голову.
– С ума сошла!
– он рывком поставил девушку на ноги.
– Тебе в подвал надо.
В этот момент лопнуло, брызнув осколками, стекло на окне. Женя глянула на Уханова безумными глазами, и приняла прежнюю позу. Стекла под градом камней разлетались уже повсюду. Никита забросил Шеногову на плечо, и побежал к подвалу. А ведь я за попу ее щупаю, мелькнула в голове шальная мысль.
– Стой, - крикнул он парню запиравшему замок.
– Тут еще одна.
Белобрысый, уронив ключ, распахнул дверь.
– Мне тоже туда. Мне нельзя там, - тот, который не умел драться, оттолкнул Уханова, так что он едва не уронил свою ношу, и нырнул внутрь.
– Я сейчас сам угандошу эту тварь!
– белобрысый забежал следом, и, вытянув труса за шиворот, пинком отправив его на середину
Влетевший обломок кирпича стукнул не умеющего драться в живот, и охнув, тот упал на четвереньки. Никита сгрузил Женю на пол, захлопнул дверь, закрыв ее на замок, и повертев в руках ключ, забросил его в подвал через щель под дверью.
– Не удержим!
– ревел командир в тельняшке.
– Все на лестницу. Там им не развернуться.
Студенты спешно покидали простреливаемый со всех сторон камнями и арматурой холл. Уханову сунули в руки металлическую дужку от кровати. Выставив ее вперед ножками, он присел за баррикадой, наваленной из кроватных сеток и тумбочек.
Шкаф, содрогнувшись, рухнул, и во внутрь полезли враги. Железный прут просвистел над головой. Сзади кто-то болезненно вскрикнул. Ульяновцы заполнили холл. Из- за давки они не могли уже больше кидаться, и поэтому просто поперли ощетинившейся прутьями массой на баррикаду.
Дальнейшее потом Никите вспоминалось, как чреда кошмарных отрывков. Вот он орет, вцепившись в свою железяку, и не понятно, то ли держит нападающих, то ли кроватную дужку, которую пытаются вырвать, вот промелькнувшее лицо Кленова, залитое кровью, вот парень, не умеющий драться, визжа по бабьи, вцепился ногтями в харю какого-то мордоворота, вот сыплющиеся сверху тумбочки, бутылки и много прочих неопознанных предметов, а вот он сам, уже без кроватной дужки, тянущий из рук противника ржавый прут.
Удар в челюсть лишил его ориентации, расцветив мир темнотой и яркими вспышками. Ничего не видящего парня намертво захватила невидимая тупая сила, и затащила под ноги напирающей толпы. По нему лезли, его топтали, об него спотыкались. Сжавшись в комок, Никита молился:
– Святая Мать Владыка, Отец Серафим... Святая Мать Владыка. Отец Серафим, - так говорила его бабушка, и больше он ничего не помнил.
В ответ раздался радостный рев. Студентов наконец выдавили в коридор. Цыбалин, осознав, что его сейчас будут убивать, заметался, и, забежав в комнату, выпрыгнул в окно, больно ударился головой об стоящий под ним мусорный ящик, и потерял сознание. К злополучному зданию, завывая со всех сторон, подъезжали милицейские уазики. Голоса через рупор призывали остановиться. Бесполезно. Молодежь была невменяемой. У кого-то из сотрудников не выдержали нервы, и он, задрав автомат в небо, нажал на курок, расстреляв полный магазин. Это отрезвило беснующихся, и народ начал разбегаться.
По Уханову побежали уже в обратном направлении, кто-то выпрыгивал в окна. Заметив валяющегося Цибалина, ульяновские, приняв его за соратника, подхватили парня под руки, и потащили в темноту.
Задыхающийся на ступеньках, Никита вдруг оказался свободным, и жадно наслаждался возможностью дышать. Не зная о прибытии милиции, он решил не рисковать, и не шевелился.
Казалось, прошла вечность, прежде чем его тронули за плечо.
– Эй. Ты живой? Давай, давай поднимайся, - девушка с пшеничной косой помогла сесть.
– Эй, я тут. Смотри на меня. Скорая одна всего лишь. Ау-у, слышишь меня? Тебе плохо?