Стукач и его палачи
Шрифт:
– Романтик я, гражданин начальник. И заметьте, очень интеллигентный. Прежде чем зайти к спящим хозяевам, я, как порядочный джентльмен, разуваюсь у порога, чтобы, не дай Бог, не нарушить сон хозяев. Кошачьими шажками, на цыпочках, подхожу к двери, легонько, чтобы не скрипнула, открываю. И, так же неслышно, ухожу.
– Не забыв прихватить ценности, - напомнил Зиновьев.
– Так в том вся романтика и заключается, чтобы, взяв ценности, никого не разбудить.
– Колыбельную, часом, при этом не поешь?
– Это
– Да-да! – покачал головой Зиновьев. – Палец тебе в рот не клади. Но тайно проникать в чужое жилище, воровать, а потом реализовывать чужую вещь – это уже не романтика, а преступление.
– Нет, гражданин начальник, это уже издержки производства.
– Философия у тебя, однако…
– Вот, гражданин начальник, вы даже понимаете, что это своеобразная философия. А наш гуманный суд за мои философские воззрения, интеллигентность и романтику отправляет в лишённые всякой романтики места. И что мне здесь остаётся делать? Использовать свой дар рассказчика анекдотов да частушки сочинять.
– Так это твоя, о пшенице и обезьянах?
– Какая?
– А вот эта:
Летят перелётные птицы:
Косыгин, Хрущёв, Микоян.
Везут они в Кубу пшеницу.
Оттуда – везут обезьян.
– Это я ещё при первой отсидке сочинил. Кто-то настучал. Так чуть не отправили на Таймыр овцебыков пасти.
– А что-нибудь более свежее?
– Можно и более свежее. Только оно о вашем бывшем большом начальнике.
– Нашей колонии?
– Берите выше.
– Неужели о самом Министре юстиции?
– А то.
– Чего же стесняться? Тут все свои. Да и осудили уже этого Министра.
– Мне бы такой срок: девять лет условно за то, что на казённые денежки с девочками в бане резвился.
– И как же тебе в стихотворной форме удалось вплести баню и Министра?
– Вплелось за милую душу: в несколько куплетов.
Ах, Аня, Жанна, Маня!
Министр лишился чувств:
Полмиллиарда бане
Составил долг Минюста.
Министра осудили:
Впаяли девять лет.
А денежки уплыли –
Сказали: всем привет!
Суд плачет поголовно.
Хоть в бане стыд и блуд,
Министру срок условно
Дал наш гуманный суд.
Зато за мелочёвку
Впаяет – будь здоров!
Окинет взглядом волка,
Оставит без портков.
– А свои «способности», наверно, тоже в стихах прославил?
– Это уж, гражданин начальник, сам Бог велел.
С «добрым утром» приходил,
Крался по- кошачьи.
Как безумно я
Крепко, крепко спящих!
И теперь мой тяжкий труд
Дорого оценен.
Как назвать гуманным суд,
Так взвинтивший цены?
– Пять лет за такой труд, думаю, маловато. Как-никак в четвёртый раз. Может, хватит уже? Есть же у тебя несомненный талант. Вот и развивал бы его. Смотришь, был бы уже знаменитым поэтом или артистом. А так выйдешь на свободу, сходишь один раз с «добрым утром» - и снова на нары, на несколько лет. Жизнь ведь человеческая короткая. Что её нарами измерять?
– Я подумаю, гражданин начальник.
– Иди, Зыков, и думай! Очень крепко думай!
– Вот теперь мы сможем поговорить по твоему делу,- сказал Зиновьев, когда Зыков ушёл. – Я буду рассказывать тебе всё, что знаю об Уразове из личных наблюдений и из той оперативной информации, которая ко мне поступала. Врать не буду, О том, что Уразова «опустили», оперативная информация была. Лично у Дмитрия пытался выяснить этот вопрос. Но он сказал, что эти слухи распускают его недоброжелатели, чтобы унизить. На самом деле ничего такого не было. Но я ему не поверил.
– Почему?- полюбопытствовал Сергей.
– Во-первых, я увидел точку синего цвета у его верхней губы, ближе к носу, похожую на татуировку.
– И что она обозначает?- спросил Зотов. – Честно говоря, я в этих вопросах дилетант.
– Это всего лишь точка. Если коротко, обозначает – обиженка. Её наносят или насильно, или обманным путём, или в бессознательном состоянии. Владелец этой точки может и не подозревать о её существовании. Мало ли от чего она могла образоваться.
– Меня интересуют его связи,- сказал Зотов.
– Поддерживал он отношения с Хорохординым, - ответил Зиновьев.
– И что он может собой представлять?- поинтересовался Зотов.
– Убийца. Но колхозник колхозником. Простой, как пятикопеечная монета.
– А специальность, какая у Уразова?- продолжал допытываться Зотов.
– Никакой. У него же один маршрут: тюрьма-воля-тюрьма.
– А у Хорохордина?
– О! Это электрик от Бога и мастер по ремонту телевизоров и прочей бытовой техники. Он из хлама, как говорят, мог сосульку сделать.
– А сейчас, где Хорохордин?
– Освободился. Он, кстати из ваших краёв.
– Откуда конкретно, можно узнать?
– Сейчас попрошу посмотреть банк данных.
С этими словами он набрал номер телефона. Уже через несколько минут в комнату постучали. Вошла сотрудница с отпечатанным листком бумаги.
– Ну, вот, - посмотрев на машинописный текст, сказал Зиновьев,- Хорохордин Вадим Петрович, деревня Апреловка Кедроградской области.
– Это пригород Кедрограда,- пояснил Зотов и спросил: - Как думаете, мог ли он совершить это преступление?