Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея
Шрифт:
Он отодвинул от себя ведомость и счеты, достал с полки большую книгу, раскрыл ее, положил на свою конторку, не заметив того, что кладет кверху ногами, и, засунув перо за ухо, направился к кабинету управляющего конторою правления. У дверей дежурил артельщик.
– Доложите-ка, Петр Михайлов, управляющему, что я хочу его видеть… – сказал Стукин артельщику.
Артельщик отправился. В полуотворенную дверь кабинета Стукин услыхал голос управляющего:
– Стукин? Что ему, этому Стукину? Лезут с пустяками… Скажи ему, что я теперь занят. Пусть потом когда-нибудь… –
– Заняты теперь… Сказали, что потом… – отвечал Стукину артельщик.
– Чем он занят?
– Да чай с бутербродами кушают… Газеты просматривают.
Стукин возвратился к своей конторке и закурил папиросу, поправил книгу, попробовал было еще подсчитать ведомость, но опять сбился и оставил. Через полчаса он опять стоял около дверей кабинета управляющего.
– Доложите, Петр Михайлов… – обратился он снова к артельщику.
– Не смею, Игнатий Кирилыч… Они сердятся.
– Странное дело… Да ежели мне нужно? Вы скажите, что по нужнейшему делу.
Артельщик вошел еще раз для доклада.
– Опять! Ах, боже мой! Ведь я сказал, что потом… Скажи ему, чтобы он шел на свое место и занимался делом, – послышался голос управляющего.
Стукин не вытерпел и вошел в кабинет.
– Да ежели я по очень нужному делу, Иван Алексеевич… – проговорил он.
– Как вы смеете входить без позволения? Идите вон! Я занят! – вскинулся на него управляющий. – Ведь это нахальство!
– Да ведь я только пять минут…
– И одной минуты не желаю с вами теперь разговаривать… После, после…
– Ну, тогда я сейчас поеду к директору Лавру Петровичу Хрустальникову и ему передам свою просьбу. Хоть мне и жалко их утруждать пустяками, но что же делать, коли вы не хотите меня выслушать. Я так ему и скажу.
Слова эти подействовали. Управляющий сдался.
– Черт знает, что у вас за капризы! Сейчас уж и к директору… – с неудовольствием проговорил он. – Что у вас там такое? Чего вы хотите?
– Як вам, Иван Алексеевич, с просьбой-с, – начал Стукин. – Так как вам небезызвестно, что Лавр Петрович меня женят на своей даме, на Матильде Николаевне, то мне нужны деньги-с… Сами знаете, без денег жениться нельзя. Я поизносился… Надо костюмчик какой-нибудь хорошенький сделать, бельишко и прочее… Матильда Николаевна – дама в такой роскоши, франтят в шелковых платьях, так нужно, чтоб и я им был под перо. Лавр Петрович от своего усердия дали мне на фрак из своего кармана, но не могу же я каждый день во фраке… Я у Матильды Николаевны бываю запросто…
– Но при чем же я-то тут? Я-то тут при чем? – перебил его управляющий.
– Вы – при том, чтобы денег мне дать… Не могу же я…
– Откуда мне вам взять денег? Из своего кармана, что ли?
– Зачем из своего кармана? Из кассы… Взять и написать записку в кассу… Вот и все. Ведь я свои прошу, но только вперед, в счет жалованья.
– Сколько вам надо?
– Да я бы, Иван Алексеевич, попросил за год вперед. Годовой оклад.
– Что такое? – переспросил управляющий, растягивая слова и выпрямляясь на стуле.
– Годовой оклад, Иван Алексеевич, а потом по частям в два
Управляющий фыркнул.
– Да вы, мой милейший, совсем с ума сошли! – проговорил он. – Разве это можно – годовые оклады брать! Я думал, рублей сто…
– Со ста рублями мне и обернуться нечем.
– Идите на место и занимайтесь вашим делом. Вы бредите. У нас и примеров таких не было, чтобы годовые оклады выдавать. Мы и полугодовых никогда не выдавали.
– Что вы, Иван Алексеевич, помилуйте! Как не было примеров?.. А вашему племяннику Коробкину вы выдали же полугодовой оклад.
– Не может быть.
– Как не может быть? Я вам в книгах покажу… Или что он ваш племянник, так ему можно, а мне нельзя, потому что я с вами в родстве не нахожусь?
– Алексею Коробкину был выдан вперед полугодовой оклад, принимая во внимание его болезненное состояние, для поездки за границу, на леченье.
– Как на леченье? Как за границу? Да они все лето в Парголове по озеру на парусной лодке катались.
Управляющий стал кусать себе губы и отвернулся.
– Трафаретов Семен Васильевич получил годовой оклад жалованья вперед. Это мне тоже известно, – продолжал Стукин.
– Трафаретов… – обернулся к нему управляющий. – Как вы можете сравнивать себя с Трафаретовым! Трафаретов – бухгалтер, а вы простой конторщик… Трафаретов – особа у нас в правлении, без Трафаретова мы ступить не можем… Главное лицо в конторе – и вы…
Стукин улыбнулся.
– Что ж, Иван Алексеевич, и я теперь лицо… – отвечал он.
– Чем это? Уж не тем ли, что женитесь на содержанке Хрустальникова? Человек женится на женщине с двусмысленным поведением и говорит, что он лицо!.. – воскликнул управляющий.
– Как с двусмысленным поведением? Кто это вам сказал? Я спрошу Лавра Петровича…
Управляющий замялся.
– Ну, не с двусмысленным поведением, так все-таки на содержанке…
– И это неправда-с. Вовсе они даже и не содержанка. Они воспитанница Лавра Петровича – вот и все… Он им благодетельствует. С ними грех маленький случился. Лавр Петрович хотят прикрыть этот грех. А двусмысленного поведения у них никакого нет. Впрочем, может быть, я не заметил, так я спрошу у Лавра Петровича, о каком таком двусмысленном поведении Матильды Николаевны вы изволите говорить. Вот, мол, так и так…
– Да что вы придрались к слову! – Управляющий покраснел.
– Нет, уж все лучше спросить у Лавра Петровича… Помилуйте, ведь мне с Матильдой Николаевной век жить, – продолжал Стукин. – Так и спрошу… Иван Алексеевич, мол, упомянул мне о каком-то двусмысленном поведении Матильды Николаевны.
– Послушайте! Ведь это, наконец, подлость! – вспыхнул управляющий и вскочил с места.
– Чем же подлость-то?
– Как чем? Мало ли, что говорят за глаза, а вы хотите передавать.
– Не за глаза, Иван Алексеевич, а в глаза… Вы мне, жениху, в глаза это сказали. Должен же я…