Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея

Лейкин Николай Александрович

– Помилуйте, да разве я смею разглашать? С какой стати? – отвечал Стукин.

– Ну вот… Не болтайте… Вообще не болтайте… Что видите – молчок… И тогда мы будем жить с вами в мире и согласии. Ну, чем вас прикажете потчевать?

– Ничем-с. Мне уж довольно одной вашей ласки и вашего упоительного взгляда, – проговорил Стукин.

– Как? Как вы сказали?! – оживленно вскрикнула Матильда Николаевна.

– Ласки и упоительного взгляда. – Стукин повторил и сконфузился.

– Браво, браво… Да вы совсем галантный кавалер, умеете комплименты говорить.

– Отчего же мне и не говорить комплименты? Ведь я, Матильда Николаевна, тоже человек, ведь

я тоже чувствую и мне очень приятно, когда я пред такой прекрасной и красивой дамой тет-а-тет. Это только управляющий да Лавр Петрович меня за человека не считают.

– Вы мне нравитесь, мосье Стукин, право, нравитесь, – сказала Матильда Николаевна. – Выпейте что-нибудь. Ну, хотите вина? Хотите мадеры? Ах да… Обедали ли вы? Я хотя уже и пообедала, но у нас всего осталось. Я велю вам накрыть на стол.

– Пообедал-с… Благодарю покорно… Сегодня я даже в трактире за семьдесят пять копеек пообедал, а не дома. Вот разве винца рюмочку…

– Даша! Дай сюда бутылку мадеры! – крикнула горничной Матильда Николаевна. – Отчего же это вы сегодня обедали в трактире, а не дома?

– Жалованье получил-с, и уж с прибавкой: вместо сорока рублей шестьдесят.

– В месяц?

– Конечно же, не в день.

– Ах, как вы мало получаете! Бедный, бедный…

– Что ж вы поделаете? Лавр Петрович только впереди горы золотые сулят, а пока еще ничего я от них не вижу. Дали семьдесят рублей на новую парочку платья, а просил на шубу – отказали. Шубенка у меня очень плохонькая. Придется с вами куда пройтиться, так даже срам… Вы в эдаком прелестном наряде, а я…

– Куда пройтиться?

– Да ежели бракосочетание-то с вами, как желают Лавр Петрович…

– Ах да… Так вы на мне хотите жениться?

– Ежели я вам не противен, то мне даже очень приятно и я за честь считаю…

– Нет, вы мне даже нравитесь… Вы добрый… Но будем говорить прямо… Ежели вы на мне женитесь, то я вам наперед говорю: я вам не позволю себя ни в чем стеснять…

– Помилуйте, да разве я смею?..

– Ну, то-то же… Смотрите, ни в чем, ни в чем… Что бы я ни делала – вы должны молчать. Вы будете иметь у меня комнату, которую Лавр Петрович вам омеблирует по вашему вкусу, вы будете пользоваться столом, прислугой, но уж мешать мне не извольте. Я вам мешать не буду, и вы мне не мешайте. Чего вы смеетесь? Так теперь очень многие делают, даже в высшем кругу делают. Вы будете у себя на половине, а я у себя… За столом мы будем сходиться вместе. Вы отправитесь в одно место, куда вам надо, а я – в другое… И тогда мы будем жить в согласии. Я вам буду даже изредка давать денег…

– Лавр Петрович обещались положить мне тысячу восемьсот рублей в год жалованья от банка, когда я женюсь, – отвечал Стукин. – Теперь-то только они на посуле, как на стуле. Сулят, а на шубу не могут дать.

– На шубу вы получите. Я скажу ему.

– Матильда Николаевна, сделайте такое одолжение… Ей-богу, шуба у меня срамная.

Стукин встал и поклонился.

– Все будет. Пейте же вино… Пейте и делайте мне формальное предложение руки и сердца, – сказала Матильда Николаевна. – Ну-с…

Стукин выпил рюмку и сказал, приложив руку к сердцу:

– Матильда Николаевна, осчастливьте…

– Хорошо. Я согласна… Ну, целуйте руку… Ах да… После свадьбы вы должны мне выдать отдельный вид на жительство.

– Зачем же отдельный вид, если мы будем жить вместе?

– Ах, боже мой! Ну а вдруг мне вздумается съездить за границу… Не возражайте, не возражайте, не возражайте, это так надо, а потому лучше вперед условиться.

Стукин

молчал.

– Ну-с, а теперь отправляйтесь домой. Мне пора одеваться в театр, – сказала Матильда Николаевна. – Да про юнкера Лавру Петровичу ни гугу…

– Гроб, могила… Прощайте, Матильда Николаевна. – Стукин начал уходить и замялся. – Не можете ли вы, Матильда Николаевна, от себя дать сто рублей на шубу? А когда я получу от Лавра Петровича, то я вам возвращу с благодарностью.

– Сто рублей? Пожалуй. Только вы насчет юнкера-то молчок…

Она отправилась в будуар и вынесла Стукину сто рублей. Тот раскланялся, поцеловал еще раз у ней руку и удалился.

Глава VIII

Туз, король и двойка

Заседание совета директоров «Общества дешевого торгового кредита» было назначено в два часа дня, директор Лавр Петрович Хрустальников явился в половине третьего часа и был первым. Остальные директоры еще не приезжали.

– Сейчас с завтрака из Милютиных лавок, – сказал Хрустальников управляющему. – Генерал Безмятежнов угощал. Вы знаете генерала Безмятежнова? Седой такой, с щетинистыми волосами. Голова белая, а усы накрашены. Он теперь в отставке… Вышел в отставку и открывает мыловаренный завод, и просит у нас ссуду под векселя. Хочет учесть. Векселишки, правда, дрянненькие, но дать надо. Нельзя… Хороший человек… Тем более что и сумма-то небольшая – всего двадцать восемь тысяч. Каким, батюшка, он нас рейнвейном угостил – ах, черт возьми! В рюмки налили – аромат по всей комнате и пошел. Рейнвейн и сигары были хороши. Восторг что такое! Вы знаете, я сам курю дорогие сигары, но это что-то особенное. Спрашиваю его, где он купил, – не говорит. «Это, – говорит, – мой секрет». Лафит был недурен, но лафит я не особенно люблю. Кстати, отчего вы вчера не были в балете, Иван Алексеич?.. Послушайте, ведь это грешно… Первое представление балета – и вас нет. А как эта крошечка Чмигулина отличилась, так просто прелесть! Знаете, такая черненькая букашка-таракашка, на котенка смахивает? Так вот она. Вчера ей в первый раз ответственное па дали… И я вам скажу: это талант… Это большой талант! Со временем это будет звезда большой величины. В самом деле, отчего вы вчера не были в балете? Ведь это варварство!

– Вчера у меня играли в карты. На двух столах винтили, – отвечал управляющий.

– Винт… Что такое винт? Винт можно бы и до другого раза отложить. Нет, это безбожно! А нам так нужны были руки для этой… Ведь какая хорошенькая-то! Свеженькая, бутончик… Мы согласились ее поддержать. Грех вам, грех… – Хрустальников икнул. – Вот это у меня непременно с омара, – прибавил он. – Не могу я омаров есть. Иван Алексеич… не в службу, а в дружбу… велите, голубчик, артельщику подать мне бутылку содовой воды в директорскую.

– Сейчас я распоряжусь.

– Там еще никого нет? – кивнул Хрустальников на директорскую.

– Никого.

– Странно. А я так торопился. Ну да все равно… Вот что, милейший… Я посижу там, в директорской, полчасика, и если никто не соберется, то я уеду. Пусть без меня решают… Мне хочется сделать визит этой крошке! Ведь какая девочка-то! Теперь в ход пойдет. Вчера князь Лопушников ей корзинку цветов… Глазки как угольки… Меня ей представила Марья Николаевна. Она была как-то у Марьи Николаевны… и я там был… Ах да… А ежели зайдет речь о генерале Безмятежнове… он тут подал заявление… то вы скажите всем, что я прошу за него, очень прошу. Ну что там такое! Пустяки… Двадцать восемь тысяч. Так содовой-то водицы, пожалуйста…