Ступая по шёлку
Шрифт:
— Ты очень быстро обучаешься, Айола, твой гибкий ум поражает, Царица, уверен, ты быстро освоишь грамоту Дальних Земель. Завтра я пришлю тебе старца, он умён, обучает сыновей моих всадников и советников, он же обучал меня, когда я был юн.
— Разве женщине позволительно?..
— Конечно, Айола. Если женщина хорошая жена своему мужу, заботится о нём, его духе и теле, что является первостепенной обязанностью жены, она может обучаться грамоте. Только мужу её решать, обучаться ли его жене или нет, но часто образованные отцы учат своих дочерей, и такая невеста желанней в хороший дом, полный сытости и достатка.
— Как же женщина может одновременно быть покорной рабыней своему мужу
— Мудрая женщина может, Айола, мудрость же женщины приходит с годами и пониманием мироустройства…
— Ирима была обучена грамоте?
— Нет, она никогда не стремилась к этому.
— Что же её интересовало? — Айола осеклась, но лицо Горотеона не дрогнуло, и она посчитала, что не пересекла черту дозволенности.
— То же самое, что и всех женщин — украшения, шелка, наряды, благовония и крема. Всё, что делает жену прекрасней в глазах мужа своего. То, что так мало интересует тебя, Айола.
Младшая дочь Короля почувствовала, что щеки её покрылись стыдом. Она попыталась справиться с собой, но вскоре пожар щёк перешёл и на лоб, кончики ушей, спрятанные под мантильей, а с шеи опустился вниз, под нижнее платье.
— Не надо сравнивать себя с Иримой, Царица. Старуха много говорила тебе, и многое из этого правда, но многое и плод её старческого воображения. Она была преданной рабыней Иримы с младенчества её, и возносила её достоинства. В глазах старухи Ирима была прекраснейшим созданием, лучшей Царицей, которая может быть у Дальних Земель, и лучшей женой мужу своему.
— А в ваших? — Айола замерла.
— В моих тоже, иначе бы она не была моей женой столь долго, Айола. Но неумно мужу сравнивать своих жён вольно или невольно, жён, рождённых в разных условиях, получивших разное воспитание, как никто не сравнивает луну и солнце, зная лишь их отличия и принимая их. Ты должна помнить одно — я выбрал тебя себе в жёны, значит, посчитал тебя лучшей Царицей для Дальних Земель… а женой, женой ты научишься быть, Айола. Это наука не так хитра, как может показаться, — с этими словами он поднял девушку, — поцелуям ты уже научилась, моя Царица.
Он целовал долго, пока голова Айолы не закружилась, и в животе не стало горячо, но даже тогда он давал немного отдышаться и снова целовал, и снова, и снова.
— Позволь снять с тебя платье, Айола.
— Я не знаю, как снимается этот пояс.
— Я знаю.
— Откуда, разве наложницам и Царице не полагается приходить в покои Царя Дальних Земель в халатах?
— Так и есть, тем не менее, я знаю.
— Откуда же?
— Айола, я прочитал об этом в одной из бесчисленных книг, которые мне удалость прочесть за свою жизнь, такой ответ тебя устроит? — глаза Горотеона, цвета камня «дымчатый кварц», улыбались.
— Это кажется логичным, если только об этом пишут учёные мужи.
— Айола, когда ты освоишь грамоту, ты будешь удивлена, узнав, о чём на самом деле они пишут, — с этими словами он поставил её на ноги и легко расстегнул причудливые крючки на поясе и спине платья, снимая его по плечам и бёдрам Айолы, пока оно не упало красным облаком к ногам Царицы, и она не переступила через него, держась за руку Горотеона.
Нижнее платье из нескольких слоёв тончайшего шелка снималось просто — стоило лишь дёрнуть за тесьму на шее, и Айола предстала нагой пред своим мужем. Руки его сняли тяжёлые гребни, которые держали мантилью на голове Царицы, и теперь только волосы, струящиеся, подобно потоку воды, украшенные жемчугом, прикрывали тело младшей дочери Короля.
— Ты можешь раздеть меня, Айола, я покажу — как. — Царица внимательно смотрела за движениями пальцев Горотеона и потом повторяла их, когда же он предстал перед ней нагой, стон желания сорвался
Медленное раздевание, почти без прикосновений и поцелуев, родило в теле Айолы сильное желание, чтобы муж вошёл в неё, как и полагается входить мужу в жену свою. Она переступила с ноги на ногу в нетерпении и посмотрела в глаза своему Царю, забывая, что ей не следует этого делать.
— Царица… — звук, сорвавшийся с уст Горотеона, не был похож на его обычный бархатный голос, который завораживал, словно окутывал бархатом. Звук этот был подобен густому и терпкому вину, что пробовала однажды Царица в этих покоях, подобно вину этот звук пьянил.
Лёжа на покрывалах и подушках, мягких, словно пух, Айола забывалась в движениях и ласках Царя, которые только поначалу были неспешными, потом же, когда младшая дочь Короля стала делать всё, что показывал или говорил ей Царь, становились более интенсивными, как дождь, что начинается с одной капли и проливается на землю ливнем. Но как бы ни старалась Айола делать всё в точности так, как говорит её муж, руки её то и дело отправлялись в своё, одним им ведомое путешествие, губы целовали тело и лицо Царя там, где доставали или нравилось младшей дочери Короля и, выбираясь из объятий мужа, она принимала именно то положение, которое диктовала ей природа, что не встречало возражений у её Царя, как бы это ни удивляло Айолу. Пока она не провела несколько раз по мужественности своего Царя, отметив, что кожа там подобна бархатному голосу своего обладателя, и горячее температуры тела. Ей понравилось держать в руках мужественность мужа, особенно когда большая ладонь накрыла её маленькую и направила движения. Айоле показалось, что свечи, что горят в опочивальне, светят слишком ярко, её глаза слезились от желаний и удовольствий, а с губ слетал стон, сладостный, словно мёд.
— Войди в меня, — услышала Айола собственный голос.
— Как ты хочешь, что бы я это сделал, Царица?
— Эм… я… да, как у меня в покоях.
— Сидя, лицом к лицу?
— Да.
— Как скажешь, Царица, — он быстро сел, усадил младшую дочь Короля сверху. — Сама? Только аккура… — он не договорил, Айола резко села сверху, почувствовав боль в купе с наслаждением. Её пробило в пот, но она тут же вспомнила, как направлял её движения в прошлый раз Горотеон, и стала повторять, так, что мужу её не пришлось ей помогать, лишь иногда, когда она сбивалась. Ей нравилась такая близость, нравилось, что она могла видеть лицо своего мужа, чувствовать его тело своим, и то, как его мужественность входит туда, куда предписано входить мужьям в жён своих. Пока свет не померк у неё перед глазами от острого наслаждения, и, громко вскрикнув, она не почувствовала, как муж излил в неё своё семя.
Царь Дальних Земель призывал к себе Царицу каждую ночь, каждый раз показывая и рассказывая больше и больше. Он научил Царицу многому, но часто она не слушала своего Царя и господина, и руки её словно жили своей жизнью. Каждый раз потом Айола покрывалась стыдом, а Царь, улыбаясь, говорил, что так намного лучше, и младшей дочери Короля не следует стесняться того, что тело её требует наслаждений и ласк мужа, тем более, он всегда рад и готов одарить ими свою Царицу.
Айола радовалась такому вниманию и тому, что теперь почти весь день у неё был занят. Первую половину дня она отсыпалась после ласк, которыми одаривал её муж. Потом они, во главе с Горотеоном и всадниками, выезжали за стены города, и там она каталась на Жемчужине, не так быстро, как ветер, но достаточно быстро, чтобы вдыхать полной грудью и чувствовать, как кровь растекается по телу её, даря небывалую силу и лёгкость. Вечером же приходил старец и обучал её грамоте, что давалась младшей дочери Короля легко, словно она юноша.