Ступая за Край
Шрифт:
Верно, духи играют с ним.
— Эимит, маленькая Эимит… что делаешь ты здесь?
— Ты слышишь меня?
— Маленькая глупая Эимит, конечно я слышу тебя, если отвечаю. Что делаешь ты здесь, разве я не велел тебе уходить? Ты должна была уйти. Должна была.
— Я ведь глупа, Меаглор, разве когда-нибудь я слушалась голос разума или сердца своего, всегда — только глупости своей.
— Не говори так… — на большее у воина не хватило сил, и снова разум его поглотило небытие.
Но раз за раз он всё дольше оставался в сознании, всё чаще видел пряди цвета мёда и всё яснее верил, видел, что она — Эимит, не видение, ниспосланное, чтобы мучить дух его, а живая, из крови и плоти девушка.
Сердце
Эимит всегда убегала, исчезала, боясь его и судьбы своей. Как путала она названия далёких звёзд и значения цифр, забывала имена или дорогу, так и не признавала Меаглора и его любовь.
И если бы сердце Эимит полюбило Гелана, если бы она была счастлива с ним, забыл бы Меаглор свои видения, не потревожил бы сердце своё и не смущал разум её, но вела Эимит вовсе не любовь, а глупость, в которую она верила.
Изо дня в день он видел, как стремится Эимит к Гелану, несмотря на смех окружающих и отказы мужчины, изо дня в день он смотрел, как покидал на рассвете дом Эимит Гелан, друг его, и сколь часто находил он радость в объятьях других женщин, не заботясь о слезах, что проливает маленькая Эимит на пустом ложе своём.
— Оставь её, Гелан, в поселении достаточно женщин, которые дарят радость тебе, — сказал он Гелану.
— Ты можешь занять моё место, друг мой, сердце моё будет радо, как и разум, эта шальная Эимит сводит с ума меня, зля и лишая покоя. Ты знаешь, что она пробралась ночью в дом мой?
— В дом?
— Да, прямо на постель мою, и накинулась на меня поцелуями, словно злой дух овладел ей!
— Так выгони её!
— Я мужчина, нет у меня сил выгнать красивую девушка с ложа моего. Разве выгоняешь ты вдову Гвилерину? Объятья её столь жарки, что ты не можешь отказать ей, слаб дух твой перед ней, как и тело. Так и я не в силах выгнать женщину, что приходит ночью сама ко мне в дом. К тому же столь юная и красивая, как Эимит. Жаль только, что она не так горяча, как Гвилерина, — Гелан поднял глиняную чарку с вином, — я бы с радостью проводил ночи с ней, а не с Эимит, но эти женщины решили по-другому, так стоит ли противиться.
— Не представляю, что может решить глупая маленькая Эимит, но ты прав, сложно противиться такому напору.
В словах Гелана было много смысла, а в действиях Эимит мало разума, и это продолжалось бесконечно долго.
Меаглор уже уверенно сидел и вставал, чтобы пройти недалеко, и хоть быстро уставал он, силы возвращались к нему. Узнал он о судьбе поселения и некоторых соратников своих, узнал о том, какая участь постигла иных жён и воинов, и сколь страшна она была, но узнал и о спасениях, которые были подобны чуду.
— Ты часто плачешь, маленькая Эимит, слёзы твои не остановить и не утешить, пятнами покрыто красивое лицо твоё, и не сходят следы слёз с него… остановись, Эимит, не терзай сердце своё, девочка, ты ничего не можешь изменить, лишь жить дальше.
— Как же мне жить, Меаглор? Как я могу жить, если все они приняли страшную участь свою по моей вине! Всему виной я и глупость моя!
— У каждого своя судьба, Эимит и каждый вправе выбрать её или обойти.
— Вправе ли? Возможно ли это? Когда я увидела, что случилось с поселением, что воины Наследника уводят мать мою и отца, когда увидела, как много крови и слёз принесли они, я не хотела жить! И я хотела упасть со скалы прямо в пропасть, настолько невыносимо было мне смотреть на это и знать, что всему виной я, и я пошла к вершине Края, ты знаешь, я бы дошла! Но увидела тебя,
— Всё перемешалась в твоей голове, маленькая Эимит. Жители поселения, в котором жили мы — мятежники, мало, кто не ведал этого, лишь малые неразумные дети, некоторые юные девушки, и те, кто случайно появлялся в поселении… Мятежников ждёт либо победа в борьбе их, либо смерть. И не маленькой глупой девчонке противостоять судьбе их.
Наследник Аралан всё равно бы зашёл в поселение, и суд его был бы так же жесток, не оставил бы он в живых не младенцев, не стариков. Если бы это не случилось сейчас, с Наследником Араланом, то пришёл бы его Наследник. Твои действия лишь ускорили судьбу, но и они же дали время спасённым уйти, убежать из поселения. Не всем, но они есть, я вижу это, знаю. Мать твоя всегда хотела лучшей доли для тебя и, умирая, не представляла тебя мёртвой на дне ущелья… Много дел у тебя на земле этой, не надо торопить смерть свою и мою.
— Твою смерть? Разве ты можешь умереть? Но Биоввена говорит — силы возвращаются телу твоему! — в глазах Эимит блеснул страх.
— Глупая маленькая Эимит, разве смогу я жить, зная, что тебя нет на земле этой?
— Но я же даже никогда не была с тобой, не была твоей, не выбирала тебя, я…
— Если ты жива, неважно, где ты живёшь и с кем, стала ты чужой женой или возлюбленной, осталась одна, счастлива ли в выборе своём или ошибаешься, я могу жить тоже. Где ты и с кем ты — неважно сердцу моему, кто ты — неважно. Царевна или поселенка, дочь кузнеца или жрица в храме Главной Богини, я могу жить, только пока ты жива, и я не могу не любить тебя.
— Как же ты можешь любить меня, глупую? Никто не любил меня, все только смеялись, говорили лишь, что я красива, даже Гелан смеялся надо мной, и отец смеялся, говоря, что никак не думал, что из такого смышлёного ребёнка вырастет столь глупая дочь.
— На самом деле все любили тебя и любят. И смеялись, тоже любя… Даже Гелан умер бы за тебя, если бы ему пришлось.
— Но разве можно простить поступок мой…
— Что я говорил тебе, маленькая Эимит, когда велел обойти дома в поселении нашем?
— Уходи сама Эимит, уходи и не говори никому, что случилось.
— Ты не так и глупа, раз запомнила это. Не говори никому, что случилось, и я не скажу.
— С этим сложно жить, Меаглор.
— Каждый несёт свою ношу… эта — твоя.
Солнце клонилось к закату и пробивалось лучами сквозь маленькое окошко хижины, затерянной в лесах среди гор.
К Меаглору возвращались силы, он мог уйти на половину дня и вернуться после того, как солнце покинет свой зенит, но не чувствовать сильной усталости. Не мог он идти быстро, и часто останавливался шаг его, рука его левая ещё плохо работала, и не было былой силы в ней, когда Меаглор свободно владел мечом, как правой, так и левой рукой, но больше не висела она плетью вдоль тела. Раны на теле заживали быстро, а боль и вовсе не беспокоила воина, лишь некоторыми ночами, но когда глаза его видели пряди цветы мёда, боль проходила, будто скрывалось волшебное зелье в свете их.