Стужа
Шрифт:
Вверх и вниз по течению отрядили дозорных; по возвращении они доложили, что в округе есть три моста, один, правда, был подожжен, но дождь погасил огонь и все три можно использовать; и впервые ярл дал войску разрешение крушить все на своем пути, лишь бы люди целыми-невредимыми одолели этот окаянный грязный поток, отделяющий их от богатых северных краев.
Вместе с Хавардом и Дагом сыном Вестейна Гест скакал во главе той части войска, что переправлялась по обгоревшему мосту. Но едва они добрались до середины шаткого сооружения, как одна из лошадей провалилась сквозь настил, из-за чего в задних рядах возникла сумятица. Один человек упал в реку, и прежде чем удалось успокоить перепуганных животных, мокрые чащобы Нортумбрии ожили, целая лавина всадников и пеших воинов выплеснулась на северный берег, хлынула на скользкие
Гест сел, с изумлением обнаружив, что меч-то вот он, у него в руке. Вокруг, куда ни глянь, Даговы люди остервенело рубили мертвых и умирающих, весь лесистый берег полнился безумными воплями и смертоубийством, и по-прежнему лил дождь. Теплая струйка текла из новой раны в плече, на сей раз в другом, спину ломило, болела нога. Он привстал на колени, разглядел, что рана неглубокая, оторвал рукав, перевязал ее, поднялся во весь рост, так и не выпустив меча из бессильных пальцев, но все уже миновало, только бесконечная вереница воинов, ведя в поводу взбудораженных коней, тянулась по шаткому мостовому настилу, потом он увидел Хаварда, который крушил оружие мертвеца, и без того растерзанного в клочья. Даг уже отдавал распоряжения, наводил порядок среди своих людей, велел перевязать раненых, собрать уцелевших коней, а остальных прикончить. Подъехал ярл, тоже забрызганный кровью, скользнул взглядом по Гесту, но как бы и не заметил его, подбоченился и громовым голосом крикнул в неразбериху, что ныне ночью Бог даровал им великую награду.
— Он возвратил нам тепло. Есть тут такие, что мерзнут? Нет, таких не найдется.
И объявил, что они немедля выступают на Йорвик — и предадут огню все Ухтредовы поселения, датские же не тронут. Это очень важно.
— Только Ухтредовы! Не датские!
Пошатываясь, Гест подошел к Пасти, который как раз отрубил руку покойнику, чтобы забрать золотое запястье, и поблагодарил за спасение своей жизни. Тот недовольно посмотрел на него и косноязычно крикнул, что не по заслугам Гесту честь, ему ярл приказал. Потом вдруг сменил гнев на милость, широко улыбнулся и спросил, во сколько, интересно, сам Гест ценит свою жалкую жизнь.
Гест покачал головой, снял с пальца перстень, подаренный Гюдой, протянул ему. Пасть поднес перстень к браслету, которым аккурат успел завладеть, продемонстрировал, как он мал, и с усмешкой покачал головой:
— Маленький человек, маленький перстень.
Гест отошел от него, сел рядом с Хавардом. Побратим спросил, не ранен ли он.
— Нет, — ответил он.
— Я видел, как ты упал, — сказал Хавард, выложив на траву свои трофеи, и спросил, не хочет ли Гест что-нибудь взять себе, например топор, он ведь вроде бы лишился всего, что имел, кроме этого нелепого маленького меча.
Гест устало улыбнулся.
Хавард пожал плечами, завернул оружие в кусок парусины, привязал к седлу. Гест сообразил, что за последние несколько дней его уже
Нортумбрия
Пять дней спустя датское войско сосредоточилось на окраине деревни Тадкастер, неподалеку от римской дороги на Йорвик. Гест лежал на сермяжном одеяле у опушки леса и пытался заснуть, но тщетно, уже который год он толком не спал. Мрачно смотрел в спину ярлу, а думал лишь об одном — искал надежду, ведь с тех пор, как переправились через Хумбер, они дважды сталкивались с Ухтредом и однажды — с Ульвкелем, из всех трех сшибок вышли победителями, правда с большими потерями, а Гест и в этих случаях, мягко говоря, не отличился.
Но по крайней мере дождь прекратился, тучи обернулись туманной дымкой, тающей в белесой голубизне неба, подморозило, слабые солнечные лучи поблескивали в заиндевелой ярко-зеленой траве, и бесконечные холмы раскинулись вокруг, точно волны в зеленом травяном океане.
Позади ярла стояла его дружина, рядом с ним сидел на коне Кнут сын Свейна, датский конунг, семнадцатилетний юнец, одержимый грандиозной идеей, завоеватель. Оба они негромко беседовали. Разговор шел о деревушке Тадкастер, что лежала впереди на расстоянии нескольких полетов стрелы: что там за население — скандинавы или англосаксы? Ждать ли новой схватки? Ярл и конунг на что-то показывали, жестикулировали, Гест слышал, как они смеются.
Однако нападения не последовало. Три всадника внезапно выехали из лесу поодаль и не спеша направились к ним, на расстоянии друг от друга, разведя руки в стороны, словно обрубки крыльев, один сжимал белый флаг, вяло колыхавшийся в безветренном воздухе.
Ярл и конунг спокойно ждали. В пяти шагах от них всадники остановили коней. Тот, что с флагом, приветствовал обоих, назвал свое имя и сообщил, что он посланец Ухтреда, олдермена Нортумбрии, который приглашает датского конунга и его людей встретиться через три дня в замке Кингс-Сквер в Йорке — для переговоров. До тех пор Ухтред объявляет перемирие.
Кнут хотел было ответить, но все-таки обернулся к зятю.
— Скажи Ухтреду, — отвечал Эйрик, — что мы питаем глубочайшее уважение к нему и его людям, они из числа храбрейших воинов, с какими нам доводилось сражаться. И мы будем рады принять его в стенах Королевского замка в Йорке, через три дня. И тоже объявляем перемирие по всей Нортумбрии на этот срок.
Человек с флагом в замешательстве огляделся по сторонам, сумел взять себя в руки, неуверенно поклонился и повернул коня.
Конунг и ярл не двинулись с места, пока посланцы Ухтреда не исчезли из виду. И снова Гест услышал их смех средь зеленой стужи. Эйрик наклонился к Дагу сыну Вестейна, что-то сказал ему на ухо и неторопливо поехал к деревушке, меж тем как измученное войско взгромоздилось на уцелевших лошадей и поползло следом, ковыляющей, вялой вереницей, похожей на беженцев, призраков, мертвецов… Тут только до них дошло, чему они были свидетелями: большой полководец, один из славнейших в Англии, объявил о капитуляции. Я мог бы первым догадаться об этом, подумал Гест, но, увы, он и тут опоздал.
Тою же ночью он был разбужен Дагом, вырван из сна, сравнимого разве что с вечностью, и обнаружил, что лежит рядом с Хавардом в полуразрушенной конюшне. Очухаться ему толком не удалось, потому что Даг схватил его за ноги и по усыпанному соломой полу выволок наружу.
— Ярл желает говорить с тобой, — бросил воевода, поставил его на ноги и по узенькой улочке, освещенной факелами, зашагал к постоялому двору, где ярл сидел за выпивкой, в обществе четверых мужчин, которые при их появлении тотчас встали и ушли. Эйрик предложил Гесту сесть, а когда и Даг удалился, долго изучал его лицо, будто никогда раньше не видел, потом подвинул ему кружку с пивом и сказал:
— Будь ты ярлом Нордимбраланда и вздумай заманить датское войско в засаду, какое место подошло бы лучше Тадкастера, где все спят?
Гест уже почти проснулся.
— Ты это предусмотрел, государь.
— Верно, — сказал Эйрик и тотчас потерял интерес к этой теме. — Эдрик поставил вокруг деревни дозоры, мы можем спать спокойно.
Ярл помолчал, глядя на Геста тем же взглядом, что был ему знаком по первой встрече в Нидаросе, потом напрямик спросил, знает ли он «Бандадрапу».
— Да, знаю, — ответил Гест и, увидев, что ярл ободряюще кивнул, пропел стихи от начала до конца.