Стужа
Шрифт:
— Где ты был-то?
— Если ты сейчас снарядишь лук, то я уверен, стрела твоя упадет в Англии.
Тейтр покачал головой и повторил:
— Где ты был? Мы-то при Клонтарфе [92] были!
Гест рассмеялся.
— Не по душе мне море, — сказал он. — И эта земля не по душе. И лес этот тоже…
Но Тейтр смеяться не стал.
— Мы при Клонтарфе были, — еще раз сказал он, словно затем, чтобы Гест в конце концов усвоил, что они были при Клонтарфе, к северу от Дублина, про Ирландию-то Гест слыхал?..
92
Клонтарф —
Хельги перебил его, спросил, кто командует флотом, с которым прибыл Гест, однако ж Тейтр не дал заткнуть себе рот и гнул свое:
— Тебя и при Твидегре не было. — Он с силой прижал палец к ямке на Гестовой шее, будто в чем-то обвиняя. Тут Гест наконец-то навострил уши, ведь Твидегра расположена на плоскогорье Арнарватнсхейди, которое они пересекли, когда только-только ушли от Иллуги Черного и Гест еще был способен сам нести оружие. Ему подумалось, что Тейтр намекает на какие-то свои притязания, хочет стребовать старый должок. Но Хельги пояснил, что в прошлом годе там случилась большая битва, равных коей в Исландии не бывало, меж войском некоего Барди сына Гудмунда из Северных земель и Гестовыми друзьями из Боргарфьярдара, возможно, схватка эта стала последним отголоском убийства Вига-Стюра…
— Барди сын Гудмунда?.. — переспросил Гест.
— Ну да, брат Халля, убитого в Норвегии племянниками Клеппъярна, сынами Харека. И отомстил он сполна, опять же с помощью Снорри Годи. Но Тейтр хочет сказать, что тебе беспокоиться не о чем, пусть и говорит он вовсе другое, на самом-то деле он рад тебя видеть, после Клонтарфа о тебе только и толкует, будто ты ему единственный родич.
Гест опустил глаза, голова у него шла кругом, он думал об Атли и братьях его, что лежат на дне морском у датских берегов, вместе с перстнем матери, а Хельги меж тем рассказывал о павших и уцелевших при Твидегре, Тейтр же едва заметным кивком сопровождал каждое названное имя. Гест поднял глаза, сказать ему было нечего, внутри зияла пустота, потом, глядя на Тейтров крест, спросил:
— Ты что же, принял веру? Крестился?
Тейтр промолчал. А Хельги сказал, что Снорри еще несколько лет назад уплатил виру за убийства в Бё. Торстейна и Вига-Стюра зачли одного за другого, а за Гуннара Снорри выложил три сотни серебром.
— А за Свейна? — спросил Гест. При мысли о маленьком двоюродном братце из Бё он почти вышел из апатии.
— Свейна не убили.
— Он жив?
— Жив, сказывают. Во всяком случае, дело против тебя решено и закрыто, ты можешь вернуться в Исландию и жить там свободным человеком.
Гест задумался, потом взглянул в лицо здоровяка, который тем временем снова успокоился. Тейтр смущенно покосился на свой крест, вроде бы примирился с ним и расплылся в широкой улыбке.
— Мы при Клонтарфе были, — опять повторил он.
Гест вернулся на Хавардов корабль. Братья обедали, вместе с Двойчатами и Сигурдом сыном Стейна. Он уже смекнул, отчего флот стоит — прилива дожидается, который перенесет его через бесконечную песчаную отмель, к скалам, свидетельствующим, что Англия не очень-то и низкая, просто равнинная, плоская. Долины-то вон какие широкие, отлогие, он различал дома, движение на полях и лугах, людей, скот, а у подножия скал, сколько хватало глаз, целый лес морских кораблей — датский флот Кнута и часть Эйрикова, сотни судов, установленные на катки и укрытые парусиной, и тьма-тьмущая
Как выяснилось, земля к западу от места высадки была островом, а в проливе стоял еще один флот, под незнакомым Гесту флагом, корабли небольшие, многие не похожи на норвежские и датские.
— Эдрик Стреона, — сказал Эйвинд, перехватив его взгляд. — Английский хёвдинг, примкнувший к нам… А о чем ты думаешь?
Гест озадаченно посмотрел на него:
— Я свободен. Совершенно свободен.
Как только начался прилив, дело пошло быстро, и еще до наступления темноты Эйвиндовы корабли тоже стояли у скал. Заночевали на борту, выждали еще сутки — тем временем все больше кораблей становилось на прикол, — питались провизией, которую привезли с собой, и не покидали побережье. На третий день Эйвинд отлучился куда-то в сопровождении двух воинов, а вернувшись, привел лошадей, старых, изможденных, вдобавок без седел.
Сигурда оставили присматривать за кораблями; нетерпеливых Двойчат, Геста и Хаварда Эйвинд взял с собой. Крутая тропа вывела их на пыльную дорогу, что змеилась среди пышных, волнующихся нив, через маленькие тенистые перелески, по ней они добрались до большой каменой усадьбы, чья высокая каменная же ограда уходила по обе стороны далеко к окоему; усадьба, похожая на крепость, стояла на холме, откуда открывался вид на поля, леса и море, а на море по-прежнему виднелись тучи кораблей, ожидающих прилива.
За оградой двое мужчин играли в тавлеи, они сдержанно поздоровались с Эйвиндом. Вдали мычали коровы, пятеро черных свинок похрюкивали в грязной луже, куры сновали под ногами работника, разделывающего овцу, еще двое мужиков рубили дрова, намереваясь разложить костер. Стены домов были целы, чего не скажешь о кровлях — нету их, сгорели вроде бы, но давно, потому что сажу и гарь смыло дождем, и над всем этим низкое английское небо, насыщенное влагой, мглистое, как сон.
— Какое тут все зеленое! — удивленно воскликнул Гест. — В жизни ничего подобного не видывал.
— Надо подождать, — сказал Эйвинд, отошел к игрокам, о чем-то с ними потолковал, а вернувшись, повторил, что надо подождать. — Возможно, до вечера. В Винчестер поедем, он в нескольких милях к востоку…
Стали ждать. Овчары принесли поесть. И Гест рассказал Хаварду новости из Исландии, рассказал о выплаченных вирах, уладивших распрю со Снорри, и о смертоубийстве при Твидегре, по причине коего распря может продолжаться до бесконечности, а пока говорил, все это обернулось сущим пустяком, который поначалу вроде бы и не касался его, но постепенно приобрел сходство с зачатком бури, и побратим спросил, что его гнетет.
— Не знаю, — ответил Гест.
— Могу поехать с тобой, — предложил Хавард. — Когда тут закончим.
Гест опять сказал, что ни в чем не уверен, но мало-помалу мысль начала принимать четкие очертания, она пришла еще ночью как смутная догадка, росток той решимости, которая в свое время вывела его из оцепенения после убийства отца, в тот вечер, когда он увидел кровь на рукояти топора. Ненароком он бросил взгляд на этот топор, лежавший сейчас в траве рядом с ним. И тут случилось то, что случается лишь в мгновения, когда люди видят себя как бы со стороны: из ближайшего леса выехал конный отряд и неспешной иноходью направился к ним, предводитель был в сине-черной одежде, темные волосы, заплетенные в косу, лежали на правом плече, словно обрубок каната, на коленях щит с тем же черно-лазоревым знаком, какой украшал плащ. Эйвинд поднялся на ноги.