Стылая Топь. Школа Ловчих
Шрифт:
– Ты сейчас очень занят? – трактирщик бросил на меня внимательный взгляд.
– Умеренно, – я неопределённо помахал в воздухе рукой, – пока не вернутся Лина и Григор, точно ответить не могу. А ты чего хотел-то? Говори, как есть, не чужие же люди…
– Может, ты мог бы его убрать, а, Коста? Неуютно как-то знать, что совсем рядом такая тварюга обитает. К остальным уже как-то притерпелись, а этот… Да ты сам понимаешь, чего говорить-то!
– Мне, конечно, приятно, Антонио, что ты столь высокого мнения о моих способностях, но отправиться в одиночку на стригола – это нужно совершенно не
– Прохиндей твой дружок, – хмуро ответил трактирщик и в чём-то был прав, так как торговался Григор всегда так, словно в его предках отметились все без исключения купцы всех времён и народов. Но зато благодаря его талантам мы трое практически всегда были при деньгах: заведённая нами коллективная кубышка регулярно пополнялась очень неплохими суммами.
– Попроще что-нибудь могу взять, – небрежно бросил я, – чтобы времени понапрасну не терять.
– Тогда, может, наведаешься на левый берег, а, Коста? Я тебе адресок дам, там и надо-то всего только в дом войти и шкатулку из стола забрать. Дело пустяковой для такого, как ты.
– Мой интерес? – равнодушно спросил я, пододвигая к себе здоровенную тарелку с едой, которую принёс Пабло.
– Двадцать процентов суммы, – быстро ответил Антонио, – поверь, Коста, это очень неплохие деньги.
– Пятьдесят, – лениво отбил я подачу, – за двадцать вон пусть Пабло идёт. Был бы тут Григор, он бы в красках рассказал тебе о том, что твоё предложение чуть не оскорбительно для уважающего себя Ловчего.
– К счастью, твоего ушлого дружка тут нет, – фыркнул Антонио, – при нём я этот разговор вообще не завёл бы. Работа-то пустяковая, сам бы сходил, да времена не те нынче, сам понимаешь, вот и приходится целых двадцать пять процентов отдавать.
– Сорок, и то исключительно из уважения к твоему боевому прошлому, – я сделал вид, что действительно торгуюсь. Ни к чему Антонио знать, что я в любом случае заказ возьму: левый берег канала находится достаточно далеко от Яблоневых садов. Так что если кто-то поинтересуется, куда я направился, то ему ответят, что Ловчий Коста в ожидании друзей взял неплохой заказец на левом берегу канала. Ну а о том, что по пути – оттуда или туда, я ещё не определился – я метнусь в Яблоневые сады и закопаю таинственный изумруд где-нибудь посреди непроходимых колючих зарослей, никому не нужно знать. Я даже не уверен, что расскажу об этом Григору и Лине, точнее, расскажу обязательно, но не сейчас. Именно так поступить советует мне внутренний голос, а он пока меня ни разу не подводил и не обманывал.
– Треть, и это моё последнее слово, – твёрдо заявил Антонио, и по сердитому блеску в его глазах я понял, что дальше торговаться бессмысленно.
– Ну так и быть, – недовольно скривившись, согласился я, – исключительно из-за того, что мне нужно чем-то занять день.
– А разве избавлять Стылую Топь от порождений Изнанки – не твоя прямая обязанность? – Антонио, видимо, решил, что раз я так быстро согласился на его условия, то со мной можно разговаривать в подобном тоне. И это была большая ошибка.
– Моя, – я взглянул ему в глаза и холодно добавил, – причём взятая на себя
– Да ладно, Коста, чего ты сразу в бутылку лезешь? – моментально пошёл на попятный Антонио, сообразивший, что совершил ошибку, рассердив меня. Он достаточно хорошо знал Ловчих вообще и меня в частности, чтобы понимать: в ближайшее время я ни одного заказа у него не возьму и друзьям не позволю. – Я же пошутил! Признаю, шутка получилась неудачной, но ты же не станешь держать на меня обиду, верно? Вот адрес…
Тут он вытащил из кармана фартука мятую бумажку и положил её на стол, аккуратно прижав стаканом.
– От взятого заказа не отказываюсь, – ещё более отстранённо и неприязненно ответил я, забирая адрес, – но только потому что не в моих правилах нарушать слово, кому бы оно ни было дано. Вещи заберу, когда принесу заказ.
К нашему разговору внимательно прислушивались многочисленные посетители, и Антонио ощутимо напрягся. Не нужно быть особо одарённым, чтобы не понимать: уже к вечеру все в Стылой Топи будут знать, что хозяин «Гнутого медяка» оскорбил Ловчего, да так, что тот съезжает, а значит, в трактире вскоре станет не так чтобы безопасно.
Сочтя разговор завершённым, я встал, положив на стол монету, чем ещё раз подчеркнул, что с Антонио меня теперь связывают исключительно деловые отношения, так как раньше оплату еды трактирщик просто включал в общий счёт. Жалко, конечно, терять обжитое место, но и спускать подобные высказывания ни в коем случае нельзя. Есть вещи, которых прощать не нужно никому. Значит, просто пришло время сменить место жительства, вот и всё, и относиться к подобным переменам нужно проще, так сказать, философски.
Выйдя на улицу и миновав несколько подворотен, из которых, как ни странно, никто не выскочил, я добрался до полуразрушенного дома, где когда-то была лавка ювелира, а до недавнего времени обитала семейка переродившихся. Их мы уничтожили, и дом пока стоял пустым, чем я и решил воспользоваться.
Забравшись по скрипучей лестнице на второй этаж, откуда в случае опасности можно уйти по на удивление целой крыше, я с относительным комфортом устроился в углу на каком-то пыльном подобии кресла. Разумеется, предварительно я проверил его на наличие всякой дряни, но мебель оказалась без подвоха. Садиться на грязный пол не хотелось, а больше здесь ничего не было.
Вытащив из кармана бумажку, выданную мне Антонио, я всмотрелся в адрес и с трудом удержал нецензурный комментарий. Дом, который мне был нужен, располагался на Пиратской улице, в самом её конце. На левом берегу канала было достаточно много улиц, и большинство из них в прежние спокойные времена являлось приютом всякого рода перекупщиков. Именно там: на Пиратской, в Гномьем переулке, на улице Золотого горшка – располагались основные меняльные лавки. Значит, шкатулка, которая мне нужна, почти наверняка принадлежала кому-то из тех, к чьим жадным ладошкам прилипло немало золотых, за многими из которых тянулся кровавый след.